ТАТЬЯНА БАРЫШЕВА
Не решаюсь позвонить…
Не решаюсь позвонить.
Понимаешь?
Вдруг опять уже не ждешь.
Забываешь.
Ходишь весел и упрям
по столице,
улыбаешься весне,
юным лицам.
Не решаюсь позвонить.
Не решаюсь.
Как и ты, совсем не тем
улыбаюсь,
и цветы не ты, а кто-то приносит.
Принесет — а рада ли —
и не спросит.
И за труд свои труды
не считает:
понимает, что не жду.
Понимает…
Ну, а я все позвонить
не решаюсь
и за трусость на себя
обижаюсь,
и смеюсь,
когда совсем не до смеха:
«Позвоню, — а он не ждет…
Вот потеха!»
Посидели…
Посидели,
помолчали,
каблучками покачали.
А глаза уже кричали.
К ним прислушаться б — к глазам!
Разошлись, как разбежались:
«Обознались!
Обознались!»
А глаза все волновались.
Присмотреться б к ним —
к глазам.
ВЛАДИМИР ЧУРИЛИН
От правого до левого…
От правого до левого —
Полчаса езды.
Улица Галеева —
Тридцать три избы,
Маленьких,
удаленьких,
Сказочным сродни,
Крашеные ставеньки,
Низкие плетни.
Улица потеряна,
Улица была,
Улица из дерева
В город не вошла,
На запрос
Натянуто вывело перо:
Нету упомянутой
В справочном бюро.
Детство не вмещается
В атоморазмах…
А улица качается
Трепетом рубах.
Даже без названия,
Черт побери,
Ведрами названивай,
Пьяными ори,
Бабками елейными
В церковь протянись,
Улица Галеева —
Прожитая жизнь.
А седина, как молния зимой…
А седина, как молния зимой,
нелепостью своею поразила.
Ну как теперь воротишься домой,
безусый, но седеющий верзила?
Откуда эта злая белизна
берет свое кромешное начало?
Ведь радует по-прежнему весна,
и жизнь меня еще не укачала.
Откуда появилась седина,
какие занесли ее метели?..
Не голод ведь,
не холод,
не война…
А волосы, однако, поседели.
От проходной до цеха по тоннелю…
От проходной до цеха по тоннелю…
Как здесь тепло, на улице зима.
Там воют бесноватые метели,
засыпав тротуары и дома.
На улице мороз уже за сорок,
а в цехе что ни час, то горячей.
Малюет пламя красные узоры
на плоскостях копченых кирпичей.
Штампует сталь горячие мозоли
на коже рук изнеженных моих…
Впервые я работаю до боли,
работаю сегодня за двоих.
Работаю вторую смену кряду —
мой сменщик заболел и не пришел.
Взрывается термитными снарядами
взлетающее пламя над ковшом.
Еще стакан холодной газировки,
еще стакан, еще, чтоб не упасть.
Татуировкой вышла на спецовке
вся соль моя, вся боль моя и страсть
По веткам резко щелкала капель…
По веткам резко щелкала капель,
И, радугой выпячивая спину,
Бухарский кот обнюхивал апрель,
Из форточки явясь наполовину.