Голубизна раскалывала сад,
И, очумев зелеными глазами,
Кот целый мир баюкал на усах
И шевелил поэтому усами.
А мир мурлыкал, вздрагивал и звал,
Ласкался мир, как маленькая кошка…
И так шерстили мыши сеновал,
Что кот вздохнул и выпал из окошка.
Магнитогорску
В Приморье снег, как белый
поролон,
Весь полон нарочитости и
фальши.
Мне хочется свернуть его в рулон
И выкатить куда-нибудь подальше.
Как далека уральская зима,
Сугробы у запущенной запруды.
Я, кажется, и впрямь сойду с ума,
Коль завтра же не выеду отсюда.
А впрочем, тут не климат
виноват —
Мартенами, как звездами,
мерцая,
Зовет меня далекий комбинат,
Бессонная родная проходная.
Там ждут меня ребята-слесаря,
Там звездными высокими ночами
В полнеба разливается заря
Над нашими багровыми печами.
Люблю тебя, трудяга-городок,
И крепнет это чувство год от года.
Я верю, что любая из дорог
В конце концов ведет меня
к заводу.
На БАМе
Тайга не жалела незваных гостей…
Брала за грудки, и трясла, и трепала.
Мы в кожу втирали лосиное сало,
а жуткий мороз продирал до костей.
И кедры трещали, ветвями махая,
и северный ветер костер заносил.
И падали мы, выбиваясь из сил,
кляня неприветливость дикого края.
И снова вставали, и ели консервы,
примерзшее мясо сдирая с ножей.
И письма читали, где жены мужей
своих проклинали, ушедших на север.
Я многое понял той страшной зимой…
Когда бородатый, матерый мужчина,
дубленые щеки по-детски морщиня,
заплакал…
А ночью уехал домой.
А мы оставались, мы песен не пели.
Слова провалились куда-то в живот.
И лишь бригадирский
застуженный рот
ревел по утрам, поднимая с постели.
И, снег на лице растирая горстями,
от ветра зажмурясь, шагали
в метель…
Тайга не желала незваных гостей.
Но мы заявились в нее не гостями.