Она снова посмотрела, смешно наклоняя голову из стороны в сторону, и успокоила:
— Вроде нормально…
И обмолвились, казалось бы, ничего не значащими фразами, а словно ближе друг другу стали. И уже расставаться просто так не хотелось.
— Может, зайдем? — Гумер кивнул на двери ресторана, мимо которого они проходили.
— Туда? Мы? — удивилась Ямиля.
— А что? Разве мы не заслужили с тобой ужина?
Еще минуту назад и не думавший ни о каком ресторане и тем более ужине с девушкой наедине, теперь он уговаривал Ямилю и был бы огорчен, если бы она отказалась.
— Только не надолго, ладно?
К счастью, им повезло: день был будничный, очереди не было и их хорошо посадили — недалеко от небольшой эстрады, где бородатый парень возился с микрофоном…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Знаешь, когда я сюда приехала, думала, умру от тоски, — говорила Ямиля, морщась от громкой музыки. — Я ведь выросла в большом городе и никуда из него не выезжала. Даже в деревне не была. А тут и городишко крохотный, и люди незнакомые… В общежитие я не пошла — не люблю общежитий! Круглые сутки на людях — бр-р! Живу у одной старушки, почти в самом центре. Она хотя и ворчливая, а добрая. Мы с ней хорошо живем.
— А замуж почему не выходишь? — спросил Гумер, думая о своем.
— Замуж? — переспросила она и взглянула на него внимательно. — Просто так не хотела, а… В общем, не получилось. Правда, сейчас сватается — смешное слово, да? — один человек ко мне… Цветы приносит, говорит, что любит, жить без меня не может. Только думаю, ничего у нас не получится.
— Почему?
— Не люблю я его — потому.
— Принца, наверное, ждешь? — усмехнулся Гумер, вдруг вспомнив Зифу. Голос у него, наверное, изменился, и Ямиля тут же это почувствовала.
— Ну, какого уж там принца в мои-то годы! — неловко пошутила она и, чтобы скрыть эту неловкость, засмеялась: — Мне теперь и разведенный какой сойдет. Хотя, конечно, можно и так… — Произнесла и смутилась: — Можно не выходить замуж совсем.
— Я понял, — сказал Гумер, и внимания не обративший на ее поправку. — Только одному трудно. Нельзя человеку одному.
— А ты почему всегда один? Даже в цехе ночуешь.
— Я не один, — сказал Гумер, продолжая думать о Зифе и уже жалея, что пошел в ресторан. Сегодня ему надо было быть у нее. Именно сегодня она его ждала. И еще ждет. И будет ждать, пока он не придет.
Они помолчали. Маленький оркестрик вновь заиграл, заглушая все остальные звуки. Бородач терзал в руках гитару, держа ее на уровне бедер. Ладонь у гитариста была большая и широкая, как лопата.
Ямиля подняла глаза на Гумера.
— За что ты не любишь Сафарова?
— Тебе надо это обязательно знать?
— Да.
— Зачем?
— Затем, что я хочу тебе помочь.
— А ты мне уже помогаешь, — сказал Гумер.
— Чем? — удивилась Ямиля.
— Тем, что ты есть. И вообще, и в цехе.
Ямиля опустила голову, чтобы скрыть мгновенно зардевшееся лицо.
— Знаешь, ты хорошая девушка, — добавил Гумер и незаметно посмотрел на часы: девять часов. Если сейчас они уйдут, через полчаса он будет у Зифы.
— Ты торопишься? — спросила Ямиля.
— Да.
— Но ты не ответил на мой вопрос.
— О Сафарове?
— Конечно.
— Я его не не люблю. Это не то слово. Такой человек, если ему дать большую власть, может принести много зла… Подобное у нас уже было.
— Сафаров?
— Да, Сафаров. О таких людях мой отец говорил: у них нет в душе бога. Отец мой — неверующий, не думай. Он имел в виду другое. Эти люди могут переступить через все. И через человека — тоже. Ради сиюминутной выгоды. Ради карьеры. Ради себя. Понимаешь?
— Я думаю, ты преувеличиваешь, — мягко возразила Ямиля. — Я ведь тоже знаю Сафарова.
— Ты смотришь на него как женщина.
— Нет, я не смотрю так! Он — инженер. Он умнее многих из тех, кого я знаю. И он умеет работать. Ирек мне кажется куда опаснее…
— Нет, он — глупее и примитивнее. И потому не опаснее. Но именно такие нужны Сафаровым. Ты правильно объединила их вместе: иреков производят сафаровы, а те расчищают им дорогу. Они так научились врать, что им почти всегда верят. Сафарову будут верить даже тогда, когда он развалит завод.
— Господи! — воскликнула Ямиля. — Он такой маленький, такой рыженький, такой смешной, а ты рассказываешь о нем, как о каком-то ужасном злодее. Чего он может, твой Сафаров? Какая у него власть, даже смешно!
— Маленькие становятся большими. И тогда их уже не остановишь.