Сагит шагал по первой улице, появившейся на пустом еще совсем недавно месте, и смотрел на все как человек, кто в ответе здесь за каждый дом, каждый тополек, каждое окно, светящееся в ночи…
ЗАЧЕМ?
— Я туда не поеду, — сразу сказал Камил, услышав название деревни, куда направляли концертную бригаду.
— Ты что? — от удивления Заки Галимович даже привстал с бархатного кресла.
«Любишь ты шиковать», — подумал Камил и сказал:
— Найдите кого-нибудь другого…
Когда Заки понял, что не ослышался, ему даже интересно стало, что Камил может такое сказать.
— А почему? — осторожно, даже ласково спросил он.
— Не поеду, и все. Другого ищите…
— Я так буду искать, что тебя в самый последний ресторан не примут, — весело сказал он. — Ты кто? Марио Ланца?
«…Самое поразительное и неприятное, что все гнусные слова он выговаривает умильным голоском», — думал Камил, уже трясясь в «пазике» и с ненавистью вглядываясь в приплюснутую, с торчащими ушами, головку Заки, сидящего на первом сиденье.
Закончив свою программу, Камил сорвал галстук, сунул его в карман и через запасной выход выскочил на крылечко позади клуба. Только здесь, в полной темноте, вздохнул он с облегчением: в этот раз пел, не слыша, не чувствуя своего голоса, и только по аплодисментам в зале понял: все прошло нормально.
Но и на задворках клуба, возле угадывавшейся во мгле ограды, за которой тяжело дышала и жевала корова, ему было не по себе. Как будто до сих пор из полутьмы небольшого зала на него смотрели колючие глаза, и только слепившие лампы по краям сцены не позволяли ему различить, чей это взгляд…
Над землей уже повисла августовская ночь, высоко-высоко, в самой глубине неба, мигали искорки звезд, желтыми точками светили редкие огни в деревне.
«Все пришли в клуб», — догадался Камил.
— На этом, дорогие друзья, разрешите считать наш концерт, посвященный замечательным труженикам села с таким поэтическим названием Белые Вечера, оконченным! — донесся до него со сцены торжественный голос Заки Галимовича. Эта сакраментальная фраза, прозванная в филармонии «стоп-машина», всегда вызывала у Камила ощущение расслабленности и облегчения. Но на этот раз напряжение не спадало, наоборот, пока шла до оскомины знакомая программа, Камил был уверен в себе и как бы защищен, а теперь остался один на один с деревней…
— Ребята, где мы ночуем? — спросил он, заскочив за кулисы после выступления.
— Кажется, остаемся здесь, ты у Заки спроси.
Обычно они успевали выступить в двух-трех деревнях, но пока пробирались к этим самым Белым Вечерам по размокшей дороге, наступили сумерки, второго концерта они теперь дать, конечно, не успели бы, возвращаться по такой темени в город не было даже надежды.
Значит, ночевать тут, в Белых Вечерах.
«Сейчас…» — подумал Камил, и в следующий момент шум и говор повалившего из клуба народа сломал тишину, улица осветилась и ожила. Рокот мотоциклов разбудил воздух. Желтый свет фар просверлил улицу, мазнул по серым домам, застывшим березам. Какой-то лихач сразу рванул на мотоцикле так, что через несколько секунд его было слышно уже с другого конца деревни.
Камил расстегнул воротничок рубашки.
Полная темнота возле крылечка, а ему все кажется, что он стоит на ярко освещенной сцене…
«Так совсем можно свихнуться», — решил Камил и пошел в клуб за кулисы.
— Слушайте, ребята, — начал было он, но тут же все захохотали, показывая на него, и Камил, не понимая, в чем дело, уставился на них.
— Вот он, смотрите, живой и невредимый!
— Заки Галимович уже второй раз собственноручно под сценой прополз, говорит, хотя бы тело найти!
— Да что там Заки, Ляля уже волосы на себе рвет! — с деланным возмущением вступился Лева — бас-гитара из эстрадного ансамбля, а по совместительству баянист-аккомпаниатор Камила при исполнении народных песен. — Мы ее успокаивали-успокаивали, в худшем случае, говорим, какая-нибудь местная красавица выкрала нашего Челентано, завтра утром вернет живым.