Но ведь было, раз за разом говорила она себе позже, несомненно было что-то еще — нечто, остановившее руку убийцы, руку духа — Лоа, порождения фанатичной веры старых гаитян. Что же все-таки заставило его уступить уйти, оставив полуживую жертву? Но, сколько ни силилась Дана вспомнить, что именно стало для нее спасительным якорем, мысль ускользала, проходила мимо, маячила, поддразнивая, где-то на самой грани круга света, на периферии сознания, недоступная обыденному зрению…
И сколько ни будет потом напрягать свою тренированную память федеральный агент Дана Скалли, ей так и не удастся вспомнить, как она, озаренная внезапной вспышкой, безнадежно, словно утопающий, потянулась к небольшому вышитому бисером мешочку, висящему на приборной панели справа от руля. Тому самому защитному амулету, купленному Малдером за пять долларов у мальчишки в лагере. Дана не сможет вспомнить, как ее дрожащие пальцы сжались на амулете, — и в тот же миг кабина вновь стала пустой и просторной, а чернокожий душитель со звуком, похожим на долгий тяжкий вздох, растворился в воздухе.
А впрочем, стоило ли ей это вспоминать?..
Малдер не мог встать. Сейчас, когда ушла боль, несколькими минутами раньше заставлявшая его кататься по грязной земле и царапать пальцами мокрую глину, ему было почти хорошо. Смешно сказать, но Фокс не мог подняться — и все. Просто нарушилась на время связь между осознанным желанием и памятью мышц, — а, может быть, и еще что-то, сейчас Малдеру не хотелось об этом думать. Такое бывает после сильного болевого шока. Сейчас Фокс лежал на влажной кладбищенской земле, глядя на очистившееся, наконец, от облаков небо, и ничего не было прекрасней для него, чем эта высь, полная звезд, шорох ветра в кронах деревьев… и — отсутствие боли.
Но счастье, как известно, не может длиться вечно.
Пара ног в кремовых брюках и изящных полусапожках с острыми носами остановились около его лица.
— Малдер, у тебя все в порядке? — сильные руки Скалли помогли ему сесть, а затем и осторожно встать, что, против ожидания, удалось довольно легко.
— А ты-то как?
Лицо напарницы неестественно бледным пятном выделялось в темноте.
— Судя по твоему виду, я чувствую себя лучше, — Дана отвернулась. Выскакивая из машины, она успела краем глаза заметить в зеркале свои расширенные зрачки и тонкую, как волосок, радужку. — Что тут произошло?
— Не знаю, — честно ответил Фокс.
Скалли подошла к грузному телу в багровой накидке, лежащему ничком рядом с разверстой могилой, и с усилием перевернула его на спину.
Полковник Уортон не дышал.
— Он мертв, — Дана обернулась к Малдеру. — Это ты его?..
— Боюсь, ты мне не поверишь, но я уверен, что его прикончил Бове, — устало ответил Фокс.
… Крышка гроба, в котором покоился гаитянин, оказалась очень легкой и Скалли удалось откинуть ее на хорошо вмазанных петлях безо всяких усилий — полковник подготовился к предстоящей акции с поистине армейской основательностью. Бове лежал на дне простого деревянного гроба, вытянувшись во весь мой немалый рост и сложив большие загрубевшие ладони на груди. Любому медику достаточно было одного взгляда, чтобы обнаружить трупное окоченение, начавшееся, судя по всему, уже много часов назад. Скалли вздохнула. Да, Бове был мертв давно и бесповоротно, она готова была клятвенно подтвердить это в сколь угодно высоком суде. Но почему-то ей, повидавшей массу куда более экзотических смертей, жутковато было видеть это выражение умиротворенности, застывшее на исхудавшем, покрытом коркой запекшейся крови лице.
Временный лагерь
для незаконных эмигрантов
Фолкстоун, штат Каролина
Три дня спустя
Встреча с людьми, которым ты, несмотря ни на что, сумел по-настоящему помочь — бальзам на душу любого государственного служащего, независимо от того, работает ли он в ФБР или в федеральной газовой компании. Особенно если встреча, скорее всего, последняя. Именно поэтому Малдер не мог отказать Скалли, когда она предложила перед отлетом заскочить на базу. Тем более, что она просила Мак-Альпина подготовить некоторые документы.
Фокс с любопытством вертел головой по сторонам. Казалось, за последние дни, когда утрясались самые грозные последствия внезапной смерти полковника Уортона, обвиненного в целом ряде уголовных преступлений, здесь практически ничего не изменилось. Все та же серая гамма, обвисший стяг, те же машины, колючка, высокий забор… Разве что вооруженные до зубов солдаты пропали. Но, едва ступив на территории лагеря, Фокс почувствовал: изменилось главное. На смену обреченности пришла надежда. Чувство радостного ожидания было буквально разлито в воздухе.
— Вот документы, которые вы запрашивали, — рядовой — а теперь уже сержант — Джек Мак-Альпин протянул федеральному агенту Скалли тонкую пластиковую папку.
Стоящий в отдалении грузовик с открытым фургоном, набитым оживленными эмигрантами, нагруженными скарбом, газанул и тронулся с места. Расформирование лагеря шло полным ходом.
— Это список пассажиров, — добавил Мак-Альпин, глядя на Скалли, быстро листающую страницы в поисках нужной ей буквы. — Местные власти просят, чтобы тело Бове перевезли на Гаити. Очень жаль, что он вернется на родину в гробу…
— Это полный список? — перебила Скалли, отрываясь от бумаг.
— Да, насколько мне известно.
— Но ведь был еще мальчик! Честер Бонапарт…
— Бедный мальчишка…— Джек сочувственно понизил голос. — Увы, он погиб шесть недель назад. Когда приключились те самые беспорядки…
Муниципальное кладбище
Фолкстоун, штат Каролина
Тот же день
Комья земли весело подпрыгивали, отскакивая от простой деревянной крышки нового, еще пахнущего свежими досками гроба. День выдался на редкость теплый и солнечный. Здесь, на краю муниципального кладбища, где начинался небольшой лес, сегодня было особенно хорошо. Пели птицы в ветвях, солнце подсвечивало верхушки деревьев, пахло смолой и давленой сосновой хвоей. Никакого тебе утреннего тумана, никакой «черной луны». Человек средних лет со светлой бородкой и сигареткой в зубах, сидящий в кабине мини-экскаватора, прищурился на солнце, сдвинул на затылок легкомысленную бейсбольную кепку и взялся за рычаги.
— Джули, отойди! — бросил он собаке, с интересом принюхивающейся к чему-то на краю свежей могилы.
Мини-экскаватор подкатил к краю ямы, опрокинул ковш, и на крышку гроба обрушилась лавина песка и сухой глины. Мотор машины натужно заревел, и экскаватор подался назад. Человек в кабине выплюнул сигарету и, вдохнув полной грудью, задумчиво посмотрел вверх — туда, где над лесом раскинулось во всю свою безоблачную синь небо.
День был столь чудесен, и птицы пели гак громко, а мотор ревел столь энергично, что кладбищенский смотритель так и не выделил из окружающих звуков странный шум, раздающийся со дна могилы. Дыхание жизни напрочь глушило тихий шорох и едва слышное подвывание, доносящиеся из глубины.
Одним словом, мужчина в экскаваторе так и не обратил внимания на звуки, которые издавал, завывая в неизбывном ужасе и скребя изнутри стертыми до крови пальцами крышку гроба, полковник Уортон…
«Бывает временами, что даже ясному взору разума баша земная юдоль покажется мало чем уступающей преисподней; но воображение человеческое — не Каратида, которой дозволено вступать безнаказанно во все ее пещеры. Увы! Конечно же, всё тёмная рать страхов перед потусторонним — не только плод воображения; но как тех демонов, что были спутниками Афрасиаба в его путешествии по Оксусу, их нельзя будить, а то они пожрут нас; да почиют они самым непробудным сном, иначе нам несдобровать».