- Мммм... - он ленился ответить, водил пальцем по гладкой ее коже, улыбался. Палец был нежный, тонкий, оканчивавшийся темным когтем вместо розовой пластинки человеческого ногтя. Выше запястья темнел узкий радужный плавник с бритвенно-острым завершением. Теперь Далия видела своего найденыша таким, какой он есть.
- Делай как я, - засмеялся он. - Не говори ничего. Поцелуй лучше.
Притянул ее к себе, податливую, разнеженную и душистую, льнущую к пальцам, как мед, что приносили на его алтарь жрецы. Гибкий, горячий язык скользнул по губам, Далия ответила, охотно и крепко обняла его за плечи. Под ее ладонями плотно прижались шипы, сложенные, чтобы не поранить хрупкую человеческую плоть. Весь он был невероятный, дикий, невозможный. Знакомый и родной до последней перламутровой чешуинки. Рука ее скользнула ниже, по гибкой талии, Раросо ахнул, изогнулся, прильнул сильнее, притиснул ее к прохладным смятым простыням. В бедро настойчиво ткнулось твердое, шершавое. Нигде он не был таким, как люди - и всюду был - её.
Госпожа моря.
Далия хрипловато рассмеялась, как смеются только юные девушки, решившиеся нарушить все запреты, приподнялась, раскрылась, впуская его в себя. На губах стало солоно. Он прерывисто вдохнул сквозь стиснутые зубы, острые, молочно-белые, нечеловеческие. Подался вперед, нежно, настойчиво толкнулся, завороженный сладостью ее губ и податливым жаром лона. В ее глазах плескалось фиалковое море. Волосы холодным огнем растеклись по постели, он тонул в них, как в закатных волнах. Далия всхлипнула и переплела свои белые пальцы с его смуглыми, крепко, ладонь к ладони. Солнечные пятна лежали на цветном покрывале, на смуглой коже, на сброшенных у постели двух шелковых платьях - синем и слоновой кости.
- Аааахх... керидоооо... - простонала Далия, выгибаясь под гибким чешуйчатым телом. Ее возлюбленный вдруг замер, приподнялся на локтях и отстранился, чутко прислушиваясь. В дверь застучали сильной уверенной рукой.
- Госпожа! - послышался голос Эстаньо. - Откройте.
Далия села в постели, прикрываясь узорчатым краем покрывала. Потом опомнилась, отшвырнула дорогую тряпку, выпрямилась.
- Что случилось, - спросила она, стараясь выровнять дыхание. Раросо уже стоял у двери, гибко пригнувшись, раздувая ноздри. Вряд ли бы сейчас ему удалось принять девичий облик - в ее покоях, наполненных теплыми ароматами розового масла, сандала, любви и еле уловимым запахом моря и водорослей. - Добрый сэньо, ты в своем уме? Кто позволил беспокоить меня во время отдыха.
- Ломайте дверь.
Тяжелый удар сотряс добротно сшитые доски, скрежетнул засов. Раросо зашипел, на глазах обрастая лезвиями и рубчатой чешуей, пригнулся, оскалил зубы. От второго удара дверь слетела с петель и в комнату хлынули вооруженные люди в железе и коже, с обнаженными мечами. Далия вскрикнула, Раросо зарычал и кинулся вперед, и через мгновение тихие, полные неги и солнца покоя заполнились воем, грубыми выкриками, топотом ног и свистом стали. Ударилось об пол чье-то тело. На босые ступни Далии плеснуло алым, горячим. Она поджала пальцы, даже не думая прикрыться. Из сплетенного яростного клубка вылетел еще один рыцарь, зажимая распоротое горло, запнулся о край кровати и рухнул поперек шелковых простынь, нелепо дергаясь. Пальцы его разжались, засвистела, забулькала разорванная трахея, кровь толчками потекла на простыни, пузырясь, как кипяток.
Далия вскочила и завизжала во всю силу легких.
В комнате стремительно потемнело, будто солнце задули, как свечу, над морем грохнуло, дрожащим всполохом блеснула молния - раз, другой... Загудел ураганный ветер.
Раросо, роняя с лезвийных плавников темные капли, крутанулся, ощерившись, пригнувшись для прыжка - снова ослепительно блеснула молния - вспышкой отразившись на его чешуе, на доспехах рыцарей, на стремительном просверке меча в руках Эстаньо... клинок с змеиным шипением вошел Раросо под ребра, пахнуло паленой плотью.
Эстаньо выдернул клинок, замахнулся снова - мелькнул темный, нечеловеческий силуэт, вспрыгнул на подоконник, шатнулся, неловко балансируя - и выпал наружу, словно оскользнувшись на кровавых следах. Далия попыталась вздохнуть и потеряла сознание.
***
- Я напишу отцу и он сдерет с тебя шкуру. Две шкуры. Ты слишком много взял на себя, Эстаньо, и я тебя никогда не прощу.
- Прощение не требуется, - старый рыцарь прошелся по кабинету, заложил руки за спину. На его лице темнели подсохшие шрамы - три глубоких разреза, грубо схваченных ниткой хирурга. Угол рта стянулся и опустился к низу, обещая остаться так навсегда.