Далия сидела в кресле, одетая и причесанная, с очень прямой спиной. Пальцы стискивали подлокотники, белея на костяшках.
- Кто. Разрешил. Вмешиваться.
Рыцарь еще раз прошелся туда-обратно, потом вздохнул, придвинул стул и сел без разрешения.
- Ты должна понимать, госпожа моя, - сказал он спокойно, но без тени почтения, - что я охотно закрыл бы глаза на то, что ты путаешься с девицей из собственной свиты. Это не мое дело. Но по углам шептались. Говорили, что она боится железа и меняет облик. Что тебя околдовали.
Далия зашипела от злости и вцепилась в подлокотники крепче.
- Я начал присматриваться и заметил, что твоя черноглазая пассия никогда не вышивает - ей неловко взять в руки иглу. Не режет ткань ножницами. Ест деревянной ложкой или руками - как дикарка. Она боится железа. А потом попросил ее разделить между девушками пирожные - и она не смогла этого сделать. Каждому моряку известно, что морской народ не в состоянии счесть даже свои пальцы, или разделить пополам кусок хлеба.
Далия смотрела прямо перед собой. Она все вспоминала, как страшно зашипело злое железо, войдя ее любимому под ребра. Нет, плакать она не будет. Она дочь Флаво Морехода. В ее жилах течет кровь, приправленная морской солью.
- Отец дал тебе свободу и власть, как самой первой наследнице рода Флавенов, в которой проявлен священный Дар, - продолжал Эстаньо. - Но не смей забывать, за какие заслуги твой отец получил этот Дар. Кому твой отец союзник и кому враг. С кем породнился наш король и господин, и кто враг его родне. Госпожа наша Невена и ее сестра ненавидят морской народ. Твой отец воевал с фолари и победил их. Разве ты забыла?
- Какое мне дело до королевской жены и ее ведьмы-сестрицы, - презрительно бросила Далия. - Это их горе и радости, мне-то что?
- Ты хочешь, чтобы твой отец впал в немилость? - загремел Эстаньо, вставая. - Хочешь, чтобы он услышал, как морские твари отомстили ему, поимев его родную дочь? Так вот, госпожа моя, я прошел с Фульгором множество сражений, я подставлял ему плечо, когда Флаво ранили, а он вытащил меня с горящего корабля. Я знаю его больше сорока лет! Я вместе с ним ковал и ставил железные клети на Стеклянном острове, чтобы запереть эту водяную мразь! Отправляя меня сюда, он просил присмотреть за его дочуркой - и будь уверена, я присмотрю. Ты будешь сидеть в своей комнате. Пока не одумаешься, и пока не стихнут слухи, которые могли бы дойти до королевы. А потом выйдешь замуж за какого-нибудь рыцаря из тех, что выберет Флаво. Это понятно?
Далия помолчала, аккуратно разглаживая вышитый амариллисами подол. Потом кивнула своим мыслям и неторопливо поднялась.
- Ты забыл, о друг моего отца, что никто и никогда не мог принудить его поступать иначе, чем он сам решил. А я - плоть от его плоти. Думаешь ли ты, что что-то изменится от того, что я женщина? Ты убил самое дорогое, что у меня было, но мой возлюбленный, которого так ненавидит ваша сучка-королева, сделал меня госпожой моря. И я не стану делить эту власть ни с кем из людей.
***
Акула ходила кругами вокруг недвижного тела, опускавшегося в пучину. Крошечный мозг подсказывал ей, что существо ослабло и может стать легкой добычей, но инстинкты, древние, как море, удерживали от немедленного нападения. Дымные облака крови расточались вокруг существа и щекотали нёбо. Акула сделала еще один плавный круг и двинулась вперед, раскрывая пасть с несколькими рядами треугольных зубов. Неуловимым движением ускользнув от удара, существо, до того почти неподвижное, каким-то чудом оказалось у акулы за спиной. Острые когти пропороли крепкую, как наждак, шкуру, втыкаясь в жаберные щели, вырывая лоскуты плоти.
Раросо, последним усилием сжав пальцы, оседлал бьющуюся рыбину и вцепился зубами куда достал. Раненому холодным железом, ему тяжело было принять морской облик, и он нуждался в пище. Немедленно. Или холодный вечный сон одолеет его, а окоченевшее тело распадется морской пеной. И та, что вечность тому назад чесала винно-красные волосы, стоя на балконе, будет напрасно звать его, и вглядываться в ускользающую линию горизонта, и без конца повторять его настоящее имя...
Акула дико забилась, теряя кровь и силы, но он стискивал зубы, и безжалостно выдрал когтями еще клок жабер, вгрызся.
Никто из морских в здравом уме не стал бы связываться с акулами. Они всегда были народом Авалакха. Теперь это было неважно. Мало помалу акула перестала биться и судорожно раскрывать челюсти, обмякла и потянула Раросо вниз, на дно. Они так и опускались - растерзанная, размером больше, чем лодка, рыбина с полуотьеденной головой, напоминавшей тупой плуг, а ее внутренности гроздями и лентами вились в расширяющемся буром облаке; и припавший, приросший к ней всадник, получеловек-получудовище, бессильно уронивший очерченную синими чешуями голову, спящий или уже мертвый.