Сандерс и Андерсон проплыли мимо нас, и она над чем-то весело смеялась, глядя на него; ткань ее длинного, цвета слоновой кости платья кружилась вокруг ее ног по мере того, как молодожены танцевали под музыку играющего вживую квартета. Я несколько раз наступила Кайдену на ногу, но он сделал вид, что ничего не заметил. Я любила его за это. Кто-то фотографировал нас, но мне было все равно. Пусть судачат. Пусть расскажут всем. Мне хотелось целовать его, запустить пальцы в его волосы и испортить аккуратную прическу, над которой он колдовал утром. Показать всем, что он мой. Если бы я пила, то, может быть, так и поступила бы. Наверняка во всем виноваты гормоны.
Мы ушли в самый разгар приема. Я никогда не видела Андерсона таким счастливым, как в тот момент, когда прощалась с ним. Совершенно неожиданно он обнял меня и сказал, что очень мной гордится. Когда я надевала пальто и забиралась в такси, на заднем сиденье которого меня уже ждал Кайден, в моих глазах по-прежнему стояли слезы. Перегородка между водителем и нами была поднята, стекла – затонированы, и впервые с того момента, как покинули номер отеля, мы остались наедине. Огни ночного Ванкувера проносились за окнами, пока мы мчались к отелю. Кайден притянул меня к себе, и я закрыла глаза, наслаждаясь тем, как он поцеловал меня в щеку, в шею; тем, как его руки проникли под пальто и обвили мою талию.
Немного нечетким после выпитого голосом он прошептал, касаясь губами моей кожи, что больше всего на свете любит мой запах. Я улыбнулась и уже хотела пошутить, что, надеюсь, и всю остальную меня он любит тоже, что духи выветрились уже несколько часов назад, что ему бы стоило перестать целовать мою шею, потому что иначе мы не в состоянии будем выйти из такси, но не стала. Вместо этого я дождалась, пока он поднимет голову и посмотрит на меня, ни о чем не подозревая, и сообщила, что беременна.
По моим подсчетам, это произошло три месяца назад, когда я вернулась на Цитадель после шестинедельной поездки по дальним колониям и Омеге, и мы наконец-то опробовали наше джакузи. А потом гостевую спальню. И снова диван. Поначалу я решила, что мое напичканное кибернетикой тело дало сбой вследствие какой-то ужасной болезни. Мысль о том, что что-то просто обязано пойти не так, никогда не покидала меня, а непривычная тошнота, раздражительность и чувствительность только укрепили меня в вере, что пришел мой час, и никакого счастливого конца не предусмотрено. Когда же я наконец отправилась на обследование, медсестра, просматривая мою карточку, обратила внимание на тот факт, что я впервые пропустила инъекцию. Все стало на свои места.
Я и подумать не могла, что в моем теле может зародиться жизнь после всего, через что оно прошло. Конечно же, моим первым позывом было поддаться сжавшему сердце страху, сказать «нет», избавиться от ребенка, забыть о том, что это когда-либо случилось, забыть обо всех новых возможностях, которые открывались передо мной. Но затем я вдруг отчетливо поняла, что не обязана этого делать. Я покинула клинику, села на скамейку в Президиуме и, глядя на подернутую рябью воду в озере, приняла решение. Это станет чем-то вроде акта неповиновения. Будто бы я брошу вызов всем тем, кто всегда утверждал, что я гожусь только на роль убийцы. Я снова стану творцом своей судьбы, и на этот раз это будет мой выбор. Моя жизнь.
Никогда прежде я не позволяла себе даже думать о материнстве, а теперь, как это ни странно, мне на самом деле хотелось этого. Не знаю, почему – я не могла этого объяснить. Может быть, в этом и крылась причина.
До сего момента я сказала только Миранде. Когда я решилась пройти этот путь до конца, то вдруг испугалась, что каким-то образом мое тело предаст меня. Миранда призналась мне, что вмешательство в ее ДНК привело к ее бесплодию – я уже знала это из файлов Серого Посредника – и что она была особенно осторожна, чтобы этого же не случилось со мной, когда «Цербер» восстанавливал мое тело. По ее словам, некоторые были весьма удивлены тем, что она поднимала этот вопрос при разработке программы «Лазарь». Только тогда я поняла, что, пусть меня до сих пор возмущало использование моего тела в качестве эксперимента, Миранда всегда считала меня личностью. Я сообщила ей, что не собираюсь прерывать беременность, и это было первым разом, когда я сказал это вслух. Она тепло улыбнулась мне и пожелала удачи. Чем чаще я произносила эти слова, тем увереннее становилась в своем решении.
Кайден не стал бы просить. Сомневаюсь, что он поднял бы этот вопрос самостоятельно, потому что знал достаточно о моем детстве и семейном опыте, чтобы понимать: с этой темой у меня связан перечень психологических проблем длинною в километр. Но я не собиралась позволить этому остановить меня. Не на этот раз.
Я поверить не могла, что так спокойно рассуждала на эту тему. Но стоило мне сказать об этом тому человеку, который должен был знать, как я вдруг почувствовала укол страха – я понятия не имела, что он обо всем этом думал. Я ни разу даже не рассматривала этот вопрос с его точки зрения… я просто предположила, что только с моей стороны могли бы последовать возражения, и если я сумею преодолеть свои страхи, то все будет нормально. Кайден никогда не говорил о детях или о том, чтобы мы стали одной семьей. Тишина наполнила такси. Я следила за выражением его лица, замечая, как рассеян его взгляд, как нахмурены брови – только благодаря выпитому им алкоголю я имела возможность наблюдать искренние эмоции. Огни ночного города мелькали за окном, напоминая стробоскоп.
Наконец он спросил, уверена ли я? Я ответила утвердительно, и сомнения начали заползать в душу, а желудок скрутило от страха. Затем он уточнил срок, и я назвала его, добавив, что знаю уже около недели. Почему я не сказала ему сразу? Почему не поинтересовалась его мнением чисто гипотетически? Почему была такой идиоткой, что сразу предположила…
Он спросил, как я отношусь к этому – спросил обеспокоенно.
Сейчас я уже не знала, как отношусь. Я постаралась успокоиться и представить этого мужчину с ребенком, который был бы похож на него, ребенком, который вырастет, не зная того ужаса, что пришлось пережить нам. В нас оставалось так много нерастраченной любви. Я представляла себе, как нас станет трое, и молчала, позволив себе только улыбнуться с надеждой.
Кайден тоже ничего не сказал. Он просто запустил пальцы в узел волос у меня на затылке, притянул меня ближе и страстно поцеловал, и мне показалось, что это снова был наш первый поцелуй. Я выгнулась ему навстречу и обвила его руками, словно, если не буду держаться крепко, то упаду. Между поцелуями я чувствовала его улыбку.
Внезапно такси озарил яркий резкий свет – мы приехали. Тяжелее всего было сохранять дистанцию, пока мы не скрылись за дверями лифта в отеле.
Уже в номере я не смогла сдержаться и захихикала, когда Кайден поднял меня на руки, прижимая к себе. Небо было ясным, и огни пролетающих мимо самолетов и челноков без труда проникали через огромное окно и падали на нашу гигантскую кровать. Руки Кайдена скользили под моей одеждой, гладя мое тело так, словно оно было произведением искусства. Его губы вскоре последовали за руками. Мне хотелось смеяться, смеяться, смеяться – такое действие оказали на меня события сегодняшнего дня. Каждый раз, открывая глаза, я чувствовала, что влюблена и счастлива, что мое будущее еще никогда не бывало таким светлым. Я была влюблена.
Протянув руку назад, я положила ее ему на голову, когда он целовал мою шею, прижимаясь ко мне сзади. Одной ладонью он сжимал мою грудь, а другой - проник между моих уже разведенных в стороны ног. С каждым движением его пальцев, его губ, блуждающих по моей шее, мне казалось, что я задыхаюсь от удовольствия. Он что-то тихо шептал мне в ухо, и в его умелых руках я сама себе казалась музыкальным инструментом. Достигнув пика, я откинула голову, и Кайден обнял меня еще крепче.