Мы лежали, запутавшись в дорогих простынях, позволяя телам остыть, и лениво целовались. Пальцы Кайдена гладили мой живот, а его глаза были полны вопросов. Внешне я пока не изменилась, и мышцы моего пресса по-прежнему были сильными и упругими – может быть, поэтому я так спокойно относилась ко всему этому? Мой режим тренировок придется существенно изменить – это уж точно. Чувство его теплой руки на моей коже отгоняло страх, особенно когда он произносил слово «наш», отчего скопление клеток, растущее внутри меня, вдруг стало чем-то реальным. Пока мы вместе, мы способны на все. Буквально на все. Даже на это.
Кайден сказал, что я была права – он и правда не хотел поднимать этот вопрос сам, потому что знал, насколько по-разному мы были взращены. Затем немного смущенно он признался, что, когда я сообщила ему, был готов ко всему: к моему испугу, к долгому и интенсивному обсуждению моего прошлого и будущего, значимости произошедшего. Мы никогда не разговаривали об этом даже как о вероятности, впрочем, мы никогда не разговаривали о том, что ждет нас впереди – наверное, потому что привыкли, что все наши планы обычно летели к черту. Он понятия не имел, как я отнесусь к этому. А когда осознал, что я не просто спокойна, а очень рада этому, то потерял дар речи.
Он сказал, что никогда не думал, что подобное произойдет, и относился к этому с пониманием. Но теперь он чувствовал себя ребенком в канун Нового Года.
Мы проговорили всю ночь напролет, пока первые лучи солнца не заглянули в окно. Мы строили планы и давали обещания, мы решили, что многое придется изменить – нам нужно жить дальше. Наша квартира на Цитадели была хорошим жильем, но не подходила для ребенка. Даже я знала это. Мы обсудили то, чего оба хотели. Мы перебрали все имена, но даже близко не подобрались к единому мнению. Он назвал всех, кому собирался сообщить эту новость, и я ощутила тайное возбуждение, представив, насколько поражены будут извещенные. Нам придется заканчивать с тайными отношениями, подтвердить слухи, которые, несомненно, будут циркулировать после прошлого вечера.
Ожидающая нас впереди дорога будет полна приключений, а в этом мы были мастаками. Мы также научились отдыхать. Мы отлично подходили друг другу.
Мы разлеглись на простынях. Кожа Кайдена была теплая и мягкая, а его улыбка походила на первый глоток земного воздуха. Он был счастлив, выпивши. Я же… я была пьяна своим счастьем.
************
«Значит… ты остаешься?» - спрашивает он, облокачиваясь на барную стойку и бесстрастно глядя на меня. Я верчу в руках стакан с виски, будто бы задумавшись. Он уже знает мой ответ. Я знаю его тоже. Наш разговор не имел смысла – он мог бы спросить меня напрямик, и я дала бы ему тот же ответ, что собираюсь дать сейчас.
Я подношу стакан к губам, выпиваю его содержимое одним глотком и с силой опускаю его на столешницу. Я пожимаю плечами, словно мои последующие слова не имеют особой важности.
«Конечно. Мне здесь нравится. Не знаю, что бы я делала, если бы ушла».
Андерсон улыбается, и в его глазах я вижу гордость, отчего внутри у меня теплеет. За последние несколько лет я научилась принимать позитив, исходящий от этого человека, как что-то хорошее, как награду, а не как собственную слабость. Он подает знак азари, и та послушно наполняет наши стаканы – это дешевое пойло, но, с другой стороны, это дешевый бар. Я даже не в отпуске. Я здесь только потому, что семь минут назад мне исполнилось двадцать восемь.
Прошло десять лет с тех пор, как я прижала ладонь к сканеру, тем самым передав свою жизнь Альянсу. Десять долгих лет, за которые я изменилась больше, чем могла бы подумать возможно. Условленный срок прошел, и теперь я свободна, но каким-то образом я научилась получать удовольствие от этой неволи – она представляется большей свободой, нежели жизнь, что я вела прежде. Я начала нравиться самой себе, и впервые эта мысль не пугает меня. Я заслужила это.
«Я рад, Шепард», - говорит он спустя некоторое время.
«Не стоит, я делаю это только ради бесплатных пушек и блестящих медалей». – Я стараюсь усмехнуться, показать ему, что для меня в этом нет ничего личного, что мне все равно, но усмешка превращается в искреннюю улыбку. Андерсон наверняка видит меня насквозь. Он никогда не покупался на мои россказни.
«Пусть так, но я все равно рад, что ты остаешься. Альянсу нужны такие солдаты, как ты».
Я поворачиваюсь, опираюсь на барную стойку и указываю на себя.
«У Альянса уже есть такой солдат, как я».
«К счастью, - произносит он, выглядя вдруг серьезным, - сейчас имеется отличная возможность для тебя проявить себя. Совместный с турианцами проект, и твой статус N7 может помочь, если ты…»
Я поднимаю руку, прерывая его. Для стороннего наблюдателя мое действие покажется грубым, но мы с ним понимали друг друга. И я снова улыбаюсь. Наверняка это делает меня милой, в кое-то веки.
«Ладно, - говорю я, протягивая руку, чтобы взять выпивку, появившуюся позади меня. – Утвердите мою кандидатуру, скажите, что делать, и все такое, только… давайте не будем говорить об этом сегодня. Я хочу отметить тот факт, что прожила так долго и не оказалась в тюрьме».
Андерсон задумчиво кивает.
«Что ж, справедливо».
Осветленные пряди падают мне на глаза, и я движением головы откидываю их назад. Пожалуй, завтра нужно постричься. Пальцами я заправляю волосы за ухо. Может быть, не стоит состригать все, а только по бокам. Будет похоже на лезвие пилы. Если я собираюсь стать лучшим агентом N7, то могу заодно стать и самым узнаваемым.
Пару месяцев назад Лука сказал, что ему нравятся мои светлые волосы, и я бросила на него буквально сочащийся ядом взгляд. Я сказала ему, что если когда-либо меня заинтересует его мнение о моей прическе, то я, черт возьми, спрошу. Спустя несколько минут я затащила его в пустующую каюту, действуя внезапно весьма агрессивно, и мы трахнулись на узкой койке. С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. У меня отлично получается сбивать их с толку. Думаю, если буду продолжать вести себя с ним в том же духе, то смогу удерживать поблизости и заставлять делать то, что хочу, без лишних вопросов с его стороны. Идеальные отношения. Я ненавижу, когда они пытаются понять меня. К счастью, Лука столь же проницателен, как чурбан, а потому принимает меня за ту, кем я хочу казаться. Я рада, что сегодня его нет поблизости. Сегодня я настроена на лирический лад и не желаю общаться с ним.
Я собиралась выпить в одиночестве, но Андерсон нашел меня в баре и напомнил об одной вещи, над которой я и сама некоторое время раздумывала. Он хотел узнать, что заставит меня остаться, но я ответила, что останусь просто так. Я хотела остаться. Произнеся эти слова вслух, я осознала, что они являются правдой. Я хотела остаться, хотела продолжать служить. Все равно я не знаю ничего, кроме службы.
«Это забавно, - произносит Андерсон, глядя на свой стакан. Я вопросительно поднимаю брови в ожидании продолжения. – Четыре разных человека говорили мне признать тебя негодной и вышвырнуть прочь из программы, вернуть в тюрьму. И это только в первый год».
Я усмехаюсь. По правде говоря, не вижу в этом ничего забавного, но, учитывая, что я до сих пор здесь, его слова можно счесть комплиментом. Впервые попав под его командование, я была просто несносной. Я намеревалась превратить их жизни в сущий ад, продержаться только за счет своих умений и вовсе не собиралась меняться. Мне едва стукнуло двадцать один, и я не уважала никого – даже себя. В первый раз, когда я попыталась выпендриться, показать этому новому командиру, насколько свирепа, он уложил меня на обе лопатки и прорычал в ухо, что я вовсе не так уж хороша, как сама считаю. У меня ушло несколько лет на то, чтобы успокоиться, но в конце концов я осознала, что добиться его уважения гораздо важнее для меня, нежели доказать вселенной какую-то свою идиотскую идею.
- И почему вы этого не сделали? – любопытствую я. – Я бы сама себя вышвырнула. Хотя, нет, я бы сначала застрелила себя и обставила все как несчастный случай.