«Я просто обязана спросить, коммандер, - произнесла девушка, и теперь она вела себя так, словно мы две старые подруги, обсуждающие последние сплетни. Я непроизвольно напряглась. – Уверена, вам прекрасно известно о слухах касательно ваших отношений, существующих еще со времен войны. А учитывая тот факт, что вы совсем недавно взяли двухлетний отпуск, то я подумала… возможно, вы прольете свет на эту тайну?»
Я знала, что рано или поздно она задаст этот вопрос, и почему-то была уверена, что незамедлительно придумаю гениальный, остроумный и точный ответ, но тогда моя голова опустела. Так что я решила ответить честно – в любом случае совсем скоро это перестанет быть секретом, хочу я того или нет.
«Я… э… полагаю, лучшего времени для того, чтобы объявить эту новость, не представится, так что… если все пойдет по плану, то менее чем через пять месяцев я стану мамой».
Ухоженные брови девушки практически исчезли в волосах.
«Вы… вы ждете ребенка?»
Крайнее изумление в ее голосе успокоило меня, и я кивнула.
«Так и есть».
«О, поздравляю!»
«Спасибо».
К ее чести надо отметить, что она быстро взяла себя в руки и вернулась к роли журналиста.
«И как… как, по-вашему, вы справитесь с этой ролью, которая диаметрально противоположна вашей профессии?»
«Надеюсь, что неплохо, но… я никогда не думала, что у меня будет семья, а потому пока привыкаю к этой мысли. Я знаю, что материнство станет для меня вызовом, но, полагаю, я готова к этому».
«Значит, это оказалось сюрпризом?»
«Да, но вовсе не неприятным. Наверное, после ужасов войны, после всех этих смертей и потерь приятно осознавать, что… у тебя что-то есть».
Я была уверена, что мою мысль можно было выразить куда элегантнее, но с тех пор не сумела придумать ни одного другого варианта. Моя дочь мне не принадлежала, но все же была моей. Она являлась отрадой моего сердца, я могла смотреть на нее и ощущать гордость. Даже сейчас, когда все, на что она была способна – это есть, плакать, смеяться и пачкать пеленки, я гордилась ею. Может быть, думать о ней как о «своей» было эгоистично, но меня это не волновало. Порой любовь бывает эгоистичной. И мы были счастливы. Я начала осознавать, что иногда этого достаточно.
«Так вот чем объясняется двухгодовой отпуск. Учитывая, что вы рассказывали о своей юности на Земле… - это было длинное интервью, но мне все же удалось оставить при себе несколько секретов, – это станет первым настоящим перерывом в работе за очень долгое время».
«Да. Возможно, даже единственным – во всяком случае, мне так кажется. Но это хорошо – когда проводишь всю жизнь, занимаясь одним и тем же, рано или поздно забываешь, что когда-то у тебя был выбор. А это… это заставит меня немного сбавить темп жизни. Хоть раз сделать что-то не торопясь, вдумчиво. Конечно, это чертовски страшно, но, с другой стороны, если я сумела справиться со Жнецом один на один, то уж точно совладаю с ребенком».
Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали так беззаботно. Я прекрасно осознавала, что для этих двух дел требуется разного рода смелость, но реальность превзошла все самые смелые ожидания. Если бы рядом не было Кайдена и его матери, готовой в любое время дня и ночи успокоить меня и заверить, что я все делаю правильно, что новорожденная не сломается в моих покрытых шрамами руках, не знаю, как пережила бы первые несколько месяцев. Я снова поцеловала мягкие волосики дочери, наслаждаясь запахом детской присыпки и чего-то еще, что заставляло меня буквально таять внутри от удовольствия. Когда я говорила о ней на том интервью, то еще и понятия не имела, насколько ошеломляющей, всепоглощающей и пугающей будет моя любовь к ней.
Неожиданно девушка-интервьюер словно вспомнила, о чем мы говорили до того, как я обрушила на нее свою новость, и чуть подалась вперед.
«И что же думает об этом будущий отец?» – поинтересовалась она.
Я ухмыльнулась, и в моих глазах плясали веселые искры.
«Кайден тоже очень рад».
Девушка откинулась на спинку своего кресла, очевидно, довольная ответом.
«Что ж, полагаю, мы получили свое подтверждение, верно?»
Я пожала плечами и расслабилась.
«Не то чтобы мы держали это в секрете – то фото, на котором мы танцуем на свадьбе адмирала Андерсона, обошло все новостные ленты, и… - последовала краткая, длиной в полсекунды пауза, когда я сказала «дерьмо», но при монтаже это вырезали, - мы живем вместе. Я не понимаю, что в этом такого интересного. В конце концов, я возглавляла лучшую команду специалистов мирового класса, которая когда-либо собиралась, я объединяла врагов, разрешала конфликты, насчитывавшие много столетий, спасла галактику от уничтожения, и все равно есть люди, которым больше всего интересна моя гребаная личная жизнь».
Интервьюер склонила голову набок и задумчиво потерла пальцами подбородок.
«Полагаю, кто-то может возразить – как это сделали вы – что после пережитого горя и потерь вполне естественно желание получать удовольствие от того, что остался в живых. И, учитывая, что вы являетесь самым знаменитым героем человечества, женщиной, которая была готова пожертвовать всем ради всех нас, я бы не стала удивляться тому, что люди хотят видеть вас счастливой».
Я наблюдала, как на экране на моем лице промелькнули тени не до конца скрытых полуухмылкой эмоций. Слова девушки затронули что-то глубоко в моей душе. Тогда я даже не задумывалась над тем, что думают обо мне остальные жители Земли. Сама я всегда считала их чем-то вроде стада овец, о которых следует заботиться и охранять, потому что они слишком глупые и хрупкие, чтобы сделать это самостоятельно, но я вдруг осознала, что эти люди, вполне вероятно, считали меня легендой и гордились тем, что я принадлежу к их расе. И в тот момент, находясь на четвертом месяце беременности, без ожидающих впереди миссий или заданий я практически готовилась стать одной из них, начать жить и перестать сражаться, чтобы просто оправдать свое существование.
Я собиралась жить в мире, где буду нести ответственность только за себя и за свою новую семью. Не за миллиарды незнакомых людей, не за планеты, полные молящих о спасении жителей. Впереди меня могут поджидать новые вызовы, но не новые битвы. Во всяком случае, не внутри меня.
«Я счастлива, - ответила я, - и… это было непросто, но я прихожу к согласию сама с собой день за днем. Я довольна жизнью. – Мои брови задумчиво сошлись у переносицы, и я вспомнила, что тогда говорила себе, что собиралась вести себя искренне, открыто на этом интервью, что мне следует просто расслабиться и… - Знаете, я никогда не думала, что скажу это и буду на самом деле иметь это в виду, но это так».
Интервьюер задала еще какой-то вопрос, но в этот самый момент малышка у меня на руках потянулась, как котенок, и принялась складывать свои розовые губки в слоги, которых сама не понимала. Во всяком случае, я надеялась, что она не понимала, потому что в противном случае начала бы волноваться и ломать голову насчет того, почему она избирательно выучила «па», но не «ма». Я подняла ее, крепко держа, и дочка с моей помощью принялась подпрыгивать у меня на коленях, довольно сопя, широко улыбаясь и глядя на меня распахнутыми глазами. Она надувала щечки, выпускала воздух через поджатые губки, хихикала и снова и снова повторяла свое «па». Она понятия не имела, что и зачем делала, но я наслаждалась каждой секундой.
Я скорчила рожицу, и дочка залилась смехом, да так, что я почувствовала, как затряслась ее грудь под моими ладонями. Эти самые руки отняли бесчисленное количество жизней. Это тело, что дало жизнь этому ребенку, отняло ее у столь многих. «Мне никогда не отмыть всю эту кровь», - эти слова звучали в моей голове всякий раз, когда мне говорили, что я всего лишь убийца, оружие. Может быть, это и правда так. Ну и пусть.
Если я чему-то и научилась с окончания войны, так это тому, что, начиная новую жизнь, ты не оставляешь старую где-то позади. Я была позаброшенной дочерью, ребенком-солдатом, профессиональным убийцей, призывником, бунтарем, гением, агентом, Спектром, отступницей, лидером, героем, легендой, спасителем. Я также была любовницей, другом, командиром. А сейчас стала матерью. Я была всеми этими сущностями, и все они были мною. Я была Дженой Шепард, и впервые в жизни мне не хотелось являться кем-то другим.