– Постойте! Я больше никогда никого не узнаю? Вы не можете просто отправить меня домой!
Видя ужас, страдание и слезы в моих глазах, доктор сочувственно добавляет:
– Вероятно, вы сможете узнать одного из тысячи. Да, это немного, но лучше, чем ничего. Только не слишком себя обнадеживайте, это не признак выздоровления. Понимаю, чересчур много всего сразу. С точки зрения физического состояния я больше ничем не могу вам помочь, а эмоционально… – Он откашливается. – Я все понимаю, вам тяжело, но другие пациенты ждут места. Вы знаете, какая в больницах напряженка. Простите. Мы с вами еще увидимся. Когда будете выходить, запишитесь на прием у моего секретаря. Вы работаете?
– Да, в доме престарелых. О господи! Как я буду различать пациентов? Я не буду… Не смогу…
– Пока отдыхайте и восстанавливайтесь. Я выпишу больничный на две недели и назначу обезболивающие для головы, а потом мы снова оценим, как вы… как вы со всем этим справляетесь. Договорились?
Он протягивает мне распечатанные страницы. Я цепляюсь за них, как утопающий за буек. Доктор открывает дверь кабинета и бросает меня в неспокойные воды.
В палате переодеваюсь в то, что принес Бен: розовую летнюю юбку и не подходящий к ней цветастый оранжево-красный топ. Он вспомнил про лифчик и трусы, но забыл колготки и туфли, и, шагая в тапочках по зимней парковке, я вся дрожу от холода.
Еще только четыре часа, но сумерки уже высасывают свет дня. Мы едем. Я наклоняюсь на сиденье вперед, как будто так будет быстрее. Отчаянно мечтаю смыть с себя больничный запах и лечь в мягкую постель, которая пахнет кондиционером «Летний луг». Жажду окружить себя своими вещами, привычными и безопасными, пусть и в чужом доме. Мысли уносятся к Мэтту. Не могу поверить, что больше не узна´ю мужчину, за которого вышла замуж. Память бережно хранит его образ: длинные черные ресницы, карие глаза. Губы, которые сначала при моем появлении изгибались в улыбке, а позже – вытягивались в тонкую прямую линию.
Бен глушит мотор и приоткрывает дверцу.
– Я бы хотела побыть одна.
Надо поесть, принять душ – и в постель.
Он колеблется.
– Раз ты настаиваешь… – Сует мне в руку новый ключ. – Ничего, если я завтра смотаюсь в Эдинбург? Деньги на объекте уплывают неизвестно куда. Надо выяснить, что происходит.
– Конечно, поезжай. Если мне что-то понадобится, Джеймс и Джулс – рядом. И Крисси наверняка скоро вернется. – Пауза. – Правда, Бен. От обезболивающих я совсем никакая. Скорее всего, целый день просплю.
– Обещай позвонить, если что-то будет надо или вернется память!
Киваю. Он наклоняется по традиции поцеловать меня в щеку, однако я отстраняюсь. Края наших отношений стали острыми и неровными, появилась дистанция. Я знаю, несправедливо относиться к нему по-новому, ведь изменилась я, а не он, но ничего не могу поделать.
Тело налито свинцом. Я медленно бреду к дому, и, кажется, того и гляди уйду в землю под собственной тяжестью. В конце асфальтированной дорожки – тень моего ярко-желтого «Фиата 500». Смущаюсь при мысли, что вела машину в таком состоянии. Вдруг я кого-то сбила? Думать об этом нестерпимо.
У двери – букет розовых роз. Поднимаю их, и листья осыпаются, точно прах.
Вхожу и закрываю дверь ногой.
«Крисси!»
В нос бьет запах ванильного освежителя, но воздух спертый, как если бы сюда не заходили несколько дней. Значит, ее нет. В доме очень одиноко, но я слишком вымотана, чтобы сегодня идти за Бренуэллом. Сгребаю с коврика почту и бросаю на кухонный стол, сгружаю цветы в раковину. Письма в основном рекламные; есть несколько открыток от коллег по работе с пожеланием скорейшего выздоровления и, что очень трогательно, – от пациентов. Их почерк такой же шаткий, как походка. Вспоминая про цветы, копаюсь в ящике – надо подрезать кончики. Среди батареек, смятых чеков и пакетов для заморозки замечаю свои ключи. Очень странно. Обычно они или у меня в сумке, или на крючке у входной двери. Если бы не цветы, я никогда бы их не нашла. Получается, Бен зря менял замки. Беру из раковины розы. По непонятной причине меня бросает в дрожь. Почти боюсь вскрывать маленький конверт, скотчем приклеенный к букету. На конверте от руки написано мое имя. Доставили не из цветочного магазина. Вытаскиваю плотную белую карточку, уголки которой украшены желтыми розами. Три слова. Всего три слова, жирные черные буквы.
Понравилось свидание, сука?