— Он не сделал мне ничего плохого и не собирается делать. Просто Лассаль — донжуан. И я не намерена поддаваться его чарам.
На другом конце линии раздалось оханье.
— Какая жуткая потеря! Ему следовало пригласить в Париж меня. И уж поверь мне, я не теряла бы время даром.
— Как тебе не стыдно! — Джорджия развеселилась. — Я передам твои слова Эдди. — Она, конечно, понимала, что Кэй шутила. Уж как для кого, а для Кэй существовал лишь один-единственный мужчина. — Тем не менее, — продолжала Джорджия, — я не задержусь. Позвоню, когда буду выезжать. Думаю, это случится скоро. Ты же знаешь, я не люблю бросать тебя одну.
— Не сходи с ума, я прекрасно справляюсь, тем более завтра придет Дора. — Дора была субботней сменщицей, и в магазине ее ценили на вес золота. — Так что, ради Бога, расслабься, — буквально приказала Кэй, — и наслаждайся свободой. Ты же в Париже вместе с божественно-сексуальным французом.
Положив трубку, Джорджия улыбнулась. В общем-то она и не сомневалась, что Кэй справится, та всегда прекрасно обходилась одна во время частых поездок Джорджии, связанных с закупкой товара. Но все же слова Кэй принесли огромное облегчение.
А может быть, она и впрямь чересчур серьезно отнеслась ко всему, что касалось Лассаля? «Расслабься и наслаждайся свободой» вдруг показалось отличным советом. Кэй права. Она находилась в Париже с самым сексуальным французом. Почему, в конце концов, она такая недотрога? Расслабиться и отдохнуть с ним — это вовсе не сумасшествие, ведь она не собирается прыгнуть в постель к первому встречному мужчине! Разве она не может немного развлечься с Жан-Клодом?
Лассаль вернулся раньше, чем ожидала Джорджия. Вскоре после того, как часы пробили полвосьмого, в дверь ее спальни постучали.
— Все в порядке? — раздался голос из коридора. — За полчаса вы будете готовы?
Девушка только что вышла из-под душа, обернув мокрые волосы полотенцем.
— Все отлично, — ответила она. — Полчаса мне хватит.
Открывая гардероб, Джорджия улыбалась во весь рот. К собственному удивлению, девушка ждала этого вечера с еще большим волнением, чем раньше.
Лассаль повез ее в небольшой ресторанчик возле Бастилии, славное, уединенное местечко, где обычно встречались влюбленные, и Джорджия не имела ничего против того, что за ней в открытую ухаживают. А почему я должна быть против? — думала девушка. Гораздо приятнее наслаждаться этим. А наслаждаться оказалось вовсе не сложно. Уж в этом вопросе Жан-Клод был знатоком. И хотя она наверняка знала, что он играл подобную роль тысячу раз, этого не чувствовалось. Как раз наоборот: Лассаль заставил Джорджию ощущать себя первой девушкой в мире, с которой он вел себя столь обольстительно.
Для начала он сказал, что никогда не ужинал со столь красивой девушкой.
— Ваше платье очень эффектно смотрится на фоне темных волос, — прошептал он.
Неужели? На Джорджии было платье вишневого цвета, и хотя девушка знала, что оно ей шло, она и не подозревала о его особой эффектности. Возможно, не думала об этом. До сегодняшнего вечера. Потому что, взглянув в лицо мужчине, Джорджия действительно почувствовала, что выглядит великолепно.
Немного позже, разливая по бокалам вино, Жан-Клод поклялся, что еще никогда в жизни не видел столь восхитительных глаз.
— Как только я увидел вас, я был поражен цветом ваших роскошных глаз.
Джорджия определенно хотела ему верить! Улыбаясь, девушка кивала в ответ; какая, собственно, разница, верит она ему или нет? В любом случае это лишь откровенный флирт. Возражать было бы бессмысленно. А взгляд Жан-Клода заставлял ликовать сердце Джорджии.
Когда подошло время десерта, Лассаль наклонился через стол и взял ее руку. Джорджия не отняла ее, она просто сидела, наслаждаясь ласковыми поглаживаниями его пальцев и не задумываясь, насколько Жан-Клод искренен, заверяя ее:
— Я счастлив, что познакомился с вами. И, кроме Дюваля, мне некого за это благодарить.
Просто какое-то безумие, но я, кажется, тоже благодарна Дювалю, думала она.
О чем они беседовали за кофе, Джорджия вряд ли смогла бы позже вспомнить. Когда они наконец покинули ресторан, где-то около десяти, девушка чувствовала себя опьяненной, словно плывущей по волнам, хотя вино, выпитое ею, не имело никакого отношения к столь волнующим ощущениям. Это Лассаль опьянил девушку, проникнув в ее сознание, словно наркотик.
— Хорошо. Теперь, думаю, настало время немного послушать джаз.
Они уже сидели в «порше», направляясь к центру города, и, говоря это, Жан-Клод наклонился и взял Джорджию за руку. Она чувствовала, как его пальцы, такие настойчивые, сильные и в то же время чувственные, переплелись с ее пальцами, а затем мужчина поднес руку девушки к своим губам и нежно поцеловал ее.
— Надеюсь, вы любите танцевать? Там есть танцплощадка.
Джорджия кивнула.
— Обожаю танцевать.
Девушке пришлось перевести дыхание, прежде чем произнести эти слова. Губы Жан-Клода словно жгли ее, и девушка была в шоке оттого, что одна только мысль о танце с ним заставляет ее сердце бешено стучать.
Она уже словно чувствовала, как руки Жан-Клода настойчиво притягивают ее к себе, ощущала легкое волнующее соприкосновение их тел, ловила его теплое дыхание на своих волосах. Джорджия отвернулась, не в силах смотреть на Лассаля — столь сильно было ее возбуждение.
Клуб, расположенный буквально в двух шагах от Эйфелевой башни, представлял собой затененное помещение с царящей в нем интимной атмосферой, которая еще более подчеркивалась группой тесно поставленных вокруг площадки столиков, освещенных свечами. Когда они рука об руку вошли и направились к указанному столику, волнение девушки еще более возросло.
Сегодняшняя ночь, предчувствовала она, будет ночью без оков. Случиться может абсолютно все.
Это чувство не покидало Джорджию и во время танца, и с каждым движением становилось все более ясно, что именно должно произойти. Все говорило об этом: то, как их глаза, встречаясь, не могли оторваться друг от друга, то, как их тела буквально сливались в единое целое. Без сомнения, сегодня ночью они станут любовниками.
Джорджию до сих пор волновало одно обстоятельство. Она вроде бы уже достаточно узнала Лассаля, они испытывали особое взаимопонимание, чисто инстинктивное, но в то же время девушка осознавала, что, в сущности, ничего о нем не знает. Хотя они весь вечер проговорили не переставая, он не рассказал о себе ничего. А ей это было необходимо. И сейчас, когда наступает самый волнующий момент, она хотела душевной близости с Жан-Клодом, а не просто заняться любовью с незнакомцем, каким до сих пор он ей представлялся.
И когда уже почти в полночь они вновь вышли на площадку под звуки ностальгического блюза, девушка пытливо посмотрела в лицо мужчине, обнимавшему ее.
— Расскажите что-нибудь о себе. Вы всегда такой скрытный. Мне бы хотелось знать, что вы скрываете, — пошутила Джорджия.
— Скрываю? Я? — Лассаль наклонился и поцеловал девушку в нос. — Я и не собирался ничего от вас скрывать. — Он улыбнулся. — Вы только скажите, что хотите узнать. Джорджия улыбнулась в ответ.
— Все, — сказала она.
— «Все» может занять слишком много времени. — Он снова поцеловал ее. — Вам следует быть более конкретной.
— О'кей. Где вы родились?
— Здесь, в Париже. Я вырос недалеко от того места, где мы сегодня ужинали.
— Правда? — Девушке стало приятно, что она провела часть вечера рядом с местами его детства. — Расскажите о своих родителях. Я знаю только, что у вас есть мать. Она, насколько я помню, говорила, что вы были непослушным ребенком.
— Скорее, любящим спорить.
— А есть разница?
— Конечно. Непослушные дети раздражительные и злобные. А любителей поспорить отличает живой, пытливый ум.
Джорджия рассмеялась.
— И от кого же вы унаследовали столь живой и пытливый ум?
— Думаю, от обоих родителей, хотя никто из них не любил так спорить, как я. Мой отец — инженер, а мать — художница. Очень талантливая. Она в основном пишет портреты. Мои братья, сестра и я провели, наверное, половину жизни, позируя ей.