«Среди болот и глухомань-лесов…»
Среди болот и глухомань-лесов,
В зеленом царстве птичьих голосов,
Вросла в бугор крестьянская изба:
В окне — заря,
А над зарей — резьба.
Изба стоит уже полста годов.
Тропинка от нее ведет на Гдов.
Другая — к югу,
в дальние края,
Которых и во сне не видел я.
Всему свой срок:
Аукнула судьба…
В разлуке запечалилась изба,
Осталась вековать среди лесов,
В весеннем хоре птичьих голосов.
Мне открывались чудо-города.
Избенке дедовой до них куда!
У каждого свой норов,
голос,
вид,
И каждый не полста годов стоит!
Но если было мне невмоготу,
К былому обращал свою мечту,
Припоминая старый дедов дом.
И он светил мне заревым окном.
«Мне кажется, прежний я…»
Мне кажется, прежний я,
прежний,
И давние думы свои
Несу затаенно и нежно
Туда,
где живут соловьи.
Как будто и нет за плечами
Далеких морей, городов.
Не здесь ли мечталось ночами:
Увидеть бы сказочный Гдов!
И что ж,
Повидал я с лихвою!..
Но сердце вернуться велит.
С покорной пришел головою, —
И что же мне встреча сулит?
Вот здесь, не знавала покою,
Стояла кормилица-печь.
Прижался к березе щекою,
Одна она вышла навстречь.
Остались сады и болото,
Что поле питало росой.
Тропинка вела на охоту,
А эта — на пожню — с косой.
Отсюда уехали люди,
Уехали, хутор любя…
И пусть нас никто не осудит,
Мы сами осудим себя.
«Смалу в деревне я рос непутевым…»
Смалу в деревне я рос непутевым —
Мне бы мечтать да играть.
С братом ходили в подлесок сосновый
Хворост к зиме собирать.
В глушь забреду —
от сосенок мохнатых
Глаз не могу отвести.
Хлебом с ладони кормил я сохатых,
Бабочек нянчил в горсти.
— Много ль с такого работника толку! —
Брат мне взашей поддавал. —
Зубы, бездельник, положишь на полку,
С песен какой капитал?!
Братья корили, наверно, напрасно
И наставляли, как жить.
Мне и поныне
мечтается красно:
Песню сложить.
«Солнышко ночей не досыпало…»
Солнышко ночей не досыпало,
Поднималось,
Землю облучало,
К полдню раскаляясь добела.
Облака над нею набухали,
Проливались и спешили в дали
Завершить весенние дела.
Гулкой подпоясанная речкой,
Зорькой подрумянена,
Как в печке
Испеченный сдобный каравай,
Пашня за околицей лежала,
Зерен полновесных ожидала,
Слушала грачиный грай.
В поле выезжали трактористы,
Веселы,
Чумазы и плечисты:
Начиналась жаркая страда.
Гул моторов повисал над краем,
И дышала новым урожаем
Свежая
Прямая борозда.
В сельском клубе
Художник старался на совесть —
Досрочно сработал заказ.
И вот она — трудная повесть:
Деревня моя без прикрас.
Расскажут потомкам картины
О нашей нелегкой земле:
На пашне весенней машины,
Лежит каравай на столе…
Как будто раздвинулись стены,
Небесной вобрав синевы.
Запомнил я образ Елены —
Того лихолетья вдовы.
Сидит, положив на колени
Не руки — России судьбу.
А возле сожженной сирени —
Бревешки на вдовью избу.
Елена — как будто святая —
Омыла очей бирюзу,
Глядит на себя, не мигая,
Роняет, как плату,
слезу.