Выбрать главу

«Среди болот и глухомань-лесов…»

Среди болот и глухомань-лесов, В зеленом царстве птичьих голосов, Вросла в бугор крестьянская изба: В окне — заря, А над зарей — резьба.
Изба стоит уже полста годов. Тропинка от нее ведет на Гдов. Другая — к югу,                         в дальние края, Которых и во сне не видел я.
Всему свой срок: Аукнула судьба…                        В разлуке запечалилась изба, Осталась вековать среди лесов, В весеннем хоре птичьих голосов.
Мне открывались чудо-города. Избенке дедовой до них куда! У каждого свой норов,                                    голос,                                             вид, И каждый не полста годов стоит!
Но если было мне невмоготу, К былому обращал свою мечту, Припоминая старый дедов дом. И он светил мне заревым окном.

«Мне кажется, прежний я…»

Мне кажется, прежний я,                                        прежний, И давние думы свои Несу затаенно и нежно Туда,       где живут соловьи.
Как будто и нет за плечами Далеких морей, городов. Не здесь ли мечталось ночами: Увидеть бы сказочный Гдов!
И что ж, Повидал я с лихвою!.. Но сердце вернуться велит. С покорной пришел головою, — И что же мне встреча сулит?
Вот здесь, не знавала покою, Стояла кормилица-печь. Прижался к березе щекою, Одна она вышла навстречь.
Остались сады и болото, Что поле питало росой. Тропинка вела на охоту, А эта — на пожню — с косой.
Отсюда уехали люди, Уехали, хутор любя… И пусть нас никто не осудит, Мы сами осудим себя.

«Смалу в деревне я рос непутевым…»

Смалу в деревне я рос непутевым — Мне бы мечтать да играть. С братом ходили в подлесок сосновый Хворост к зиме собирать.
В глушь забреду —                            от сосенок мохнатых Глаз не могу отвести. Хлебом с ладони кормил я сохатых, Бабочек нянчил в горсти.
— Много ль с такого работника толку! — Брат мне взашей поддавал. — Зубы, бездельник, положишь на полку, С песен какой капитал?!
Братья корили, наверно, напрасно И наставляли, как жить. Мне и поныне                       мечтается красно: Песню сложить.

«Солнышко ночей не досыпало…»

Солнышко ночей не досыпало, Поднималось, Землю облучало, К полдню раскаляясь добела. Облака над нею набухали, Проливались и спешили в дали Завершить весенние дела.
Гулкой подпоясанная речкой, Зорькой подрумянена, Как в печке Испеченный сдобный каравай, Пашня за околицей лежала, Зерен полновесных ожидала, Слушала грачиный грай.
В поле выезжали трактористы, Веселы, Чумазы и плечисты: Начиналась жаркая страда. Гул моторов повисал над краем, И дышала новым урожаем Свежая Прямая борозда.

В сельском клубе

Художник старался на совесть — Досрочно сработал заказ. И вот она — трудная повесть: Деревня моя без прикрас.
Расскажут потомкам картины О нашей нелегкой земле: На пашне весенней машины, Лежит каравай на столе…
Как будто раздвинулись стены, Небесной вобрав синевы. Запомнил я образ Елены — Того лихолетья вдовы.
Сидит, положив на колени Не руки — России судьбу. А возле сожженной сирени — Бревешки на вдовью избу.
Елена — как будто святая — Омыла очей бирюзу, Глядит на себя, не мигая, Роняет, как плату,                            слезу.