«Бог же с тобой, — думаю, — когда я не стою правды от тебя услышать, как всегда слышала». И все она сама с собой, с своими мыслями. Иногда ни с того ни с другого — веселая, поет, радуется. А в другой раз глядит как каменная, не шевельнется, сидит, держит иглу в руках, а на глазах слезы.
Понравилось ей в лес ходить. Каждый день, бывало, ходит. Возле нас за речкой лес густой, темные пущи: она все туда. Я со скуки к Марусе, а Маруся тоже, бог ее знает, стала еще тише, нежели была. Все только шьет да вышивает и тоже все в каких-то мыслях… Скучно стало на свете жить… То, бывало, нас три вместе, неразлучные, веселые, не наговоримся; а то разошлись что кукушки в лесу…
В одно воскресенье было очень скучно мне. Катри нет дома, я и пошла к Марусе. Прихожу — она в хате одна. Старой Филипихи не было дома.
— Здравствуй, моя зоречка туманная, — говорю ей, — отчего ты одна дома?
— Да мать в гости ушла.
— А ты никуда? Все дома. Уж не болит ли и у тебя головка, как у нашей Катри? — говорю. — У девушек когда сердце заболит, тотчас свернет на голову.
— Мне таки нездоровится, — промолвила Маруся.
Я, приглядевшись хорошенько к ней, вскрикнула даже, — так она похудела, побледнела.
— Что это ты, сестрица, — говорю ей, — изменилась, это ни на что не похоже! Отчего у тебя такие печальные глазки?
— Может, оттого, что нездоровится, — отвечала. — А что Катря делает?
— Да Катри давно дома нет. Должно быть, по лесу сама мается; взяла же привычку! Уж и мать замечает, уж спрашивала Катрю и меня на исповедь брала. А что я скажу? Отец поглядывает часто на нее, ну, как он спросит!
Рассказываю я долго, передаю свое горе Марусе, а она сидит со мною рядышком и слушает, а сама словца не проронит, как будто оно у нее дорого. «Господи мой! — думаю. — Что это за беда на всех нашла? Откуда она? С чего ей быть? В монастыре больше бы разговорился, чем с своими подругами».
— Нет, душечка, как бы и твоя головка не от сердечушка болела! С тобой, право, тоска берет, как и с Катрей.
Только это выговорила, как видим, бегом бежит Катря. Вбежала, обняла Марусю и поцеловала: «Здравствуй, мое серденько!» Обняла и меня и села возле нас.
— Ты из дому, Катря?
— Нет, я гуляла и прямо сюда зашла.
— Ну, прощай же, Маруся, — говорю, — доброй ночи тебе — пора домой; там матери помочь нужно — убрать хозяйство. А ты не пойдешь, Катря? Уж скоро спать будут ложиться.
— Химочка, голубушка! Маруся, радость моя! Ох, я не могу спать! Я люблю, люблю… Чайченка!
— Да разве мы не знаем? — весело ей отвечаю. — Экая новость нам!
А Маруся так важно ее и спросила:
— В самом ли деле полюбила?
— Зачем ты меня так спрашиваешь, Маруся? Я его люблю!
— Да верно ли? Крепко ли? Навсегда ли? Подумай!
— Боже мой, боже мой! — вскрикнула Катря. — Как я его увидела, так полюбила навсегда! Я с той свадьбы несчастной пропадаю; только ты не замечала.
— Нет, — говорит Маруся, — я замечала, да думала, это так, думала, забудешь…
— Забуду, забуду, когда глаза закрою навеки!
— Ну, дай тебе бог это счастье! — промолвила Маруся.
— Ты достойна его, — говорю я.
Катря бросилась нас обнимать, а слезы такие горькие упали мне на шею.
— Ах, — стала раздумывать Катря, — любит ли он меня, хоть сотую часть, как я его люблю? Может, насмеется? Как вы думаете, сестрицы родные, будет ли он меня любить?
— Тебе лучше, милая, знать. Ты говоришь, не насмеется ль он? — спрашиваю я. — Значит, ты слыхала что от него, видала где-то его? Ты будто вновь на свет народилась. Признайся же и нам о своем счастии.
— Ах, видала! — говорит она. — Я была в лесу, пошла и пошла очень далеко, туда, под любчиковские левады. Шла себе, вдруг слышу: здравствуйте! Глянула — он! — не верю глазам… Не моя ли это дума стала передо мною? Он что-то говорит мне, а я ничего сразу в толк не возьму; только этот голос так приятно и страшно мне слушать…
— Что ж он тебе говорил?
— Кажется, спрашивал, отчего зашла я так далеко… отчего не весела?..
— Что ж ты ему сказала? — все спрашиваю я, а Маруся смотрит на нее пристально…
— Гуляю, говорю ему, я весела… Спрашивал, скоро ли мы будем в Любчиках?.. Говорил еще что-то, — да что в Красном церковь сгорела; что он был на ярмарке, вот когда мы в Любчики ходили в церковь, а его не было. Говорил, что скучно жить на свете… и проводил меня до самого нашего забора… шел рядышком со мной… Ах, спасибо тебе, вечер темный, и тебе, доля моя счастливая!
— Вот еще надо готовиться к новой свадьбе в Любчики Там немножко приударим, Маруся!