Сомнение это было так мучительно, что разъяснить его надо было во что бы то ни стало.
— Это вы о книге, что ли? — засмеялся Васильцев. — Ну, сами вы посудите, барышня. Император Диоклетиан царствовал в Византии, а Капитолий находится в Риме. Как же он мог велеть страже отвести туда честного мученика Исидора?
— Ах, вы об этом! Значит, только это неправда?
— Как только? Кажется, достаточно!
— Ну, а то правда, что мученики были?
— Конечно, были.
— И резали их, и жгли, и зверями травили?
— Все это проделывалось.
— Слава богу! — вырвалось облегченным вздохом у Веры.
— Как слава богу, что терзали-то их?
Оригинальная девочка решительно начинала забавлять Васильцева.
— Ах, не то разумеется, не то! — конфузясь, заторопилась Вера. — Я хочу сказать, слава богу, что хоть тогда-то были такие хорошие люди, святые, мученики.
— Мученики есть и теперь, — серьезно проговорил Васильцев.
Вера взглянула на него удивленным долгим взглядом.
— Да, в Китае! — сообразила она наконец.
Васильцев опять засмеялся.
— Зачем искать так далеко! Есть и ближе!
Вера все смотрела на него, и на лице ее отражалось все большее и большее недоумение.
— Разве вы никогда не слыхали, что и у нас в России сажают людей в тюрьму, ссылают в Сибирь, подчас даже вешают? Как же вы спрашиваете, есть ли мученики?
— Да ведь у нас же ссылают только злодеев, преступников!..
Эти слова вырвались у Веры сами собой; не успела она их выговорить, как яркая краска залила ей лицо: «Ведь сосед-то сосланный!»
— Случается, что ссылают и за другое, — проговорил Васильцев вполголоса.
Некоторое время они продолжали идти рядом, молча, Вера — потупив голову и нервно теребя пальцами кончики шейного платка. Странные, как будто даже совсем несообразные мысли начинали целым роем возникать в ее голове. Она ужасно боялась сказать что-нибудь глупое, неравно, обидит соседа, но вопрос был такой для нее важный, такой животрепещущий, что останавливаться соображениями приличия нельзя было.
— За что вас сослали? — проговорила она вдруг очень быстро, не глядя на Васильцева.
Тот ухмыльнулся.
— Вам очень хочется знать? — спросил он, как бы поддразнивая.
Вера только головой кивнула в ответ, но лицо ее говорило за нее.
— И о мучениках современных тоже хотите знать?
Глаза Веры загорелись еще ярче.
— Хотите, я вам расскажу? Только наперед предупреждаю: придется говорить и о многом другом.
Верино лицо сияет.
— И о Диоклетиане, и о Капитолии придется, пожалуй, говорить. Будете слушать?
— Буду, буду!
V
На следующий же день Васильцев явился с визитом к графу Баранцову. Знакомство завязалось скоро, и когда через несколько времени Васильцев пожелал давать Вере бесплатные уроки, то предложение это было принято с благодарностью, тем более что граф, несмотря на свою беспечность, по временам испытывал некоторое угрызение совести при мысли, что младшая дочь рода Баранцовых растет столь же необремененная познаниями, как любая деревенская девчонка.
Сестры Веры с этого времени не сомневались более в том, что ей удалось пленить собою соседа. Они шутливо поздравили ее с победой. Подтруниванья над ее «поклонником» скоро вошли у них в привычку.
Вначале эти разговоры и поддразниванья сердили и конфузили Веру. Мало-помалу, однако, она стала находить в них своего рода прелесть. Как хотите, всегда лестно, когда говорят, что кто-нибудь в вас влюблен. Вера даже и в собственных глазах выросла и поважнела с тех пор, как у ней завелся обожатель.
— Ну, что? Как он был с тобой сегодня? Не объяснился еще? Да не скрытничай, пожалуйста! Рассказывай все! — приставали к ней сестры после каждого ее урока с Васильцевым.
И Вера, почти что против воли, начинала рассказывать и, тоже против воли, немножко прибавляла. Бог знает, впрочем, как это выходило! Сестры так хорошо умели объяснить и растолковать каждое слово, сказанное Васильцевым, что оно и действительно начинало казаться совсем не таким, как в ту минуту, когда было произнесено.
Вера и сама не заметила, как сосед мало-помалу завладел ее мыслями и как образ его видоизменился. «Долговязый, невзрачный, немолодой господин, с песочным лицом и такими близорукими глазами, что они, кажется, и в очках ничего не видят!» Вот как описала бы она соседа тотчас после их знакомства у канавы. Теперь же, когда он сделался ее признанным обожателем, ей так хотелось возвести его в герои, что она ежедневно стала открывать в нем новые достоинства. Сегодня она нашла, что у него улыбка приятная; завтра заметила, что, когда он смеется, у него образуются вокруг глаз такие потешные, милые морщинки, и эти морщинки вдруг ей ужасно полюбились.