Уолтерсу пришлось всех, и спасателей, и спасенных, отвозить в лагерь, где когда-то будет построена петля и где уже жило около десяти постоянных обитателей. К тому времени, когда он наконец вернулся к ливийцам, мистер Лукман пришел в ярость. Он вцепился в дверцу самолета Уолтерса и заорал: «Тридцать семь часов отсутствия! Это невероятно. За вашу огромную плату мы ждем от вас лучшей службы!»
— Вопрос жизни и смерти, мистер Лукман, — сказал Уолтер, стараясь изгнать усталость и раздражение из голоса.
— Жизнь здесь дешева! А смерть придет к нам ко всем!
Уолтерс протиснулся мимо него и спрыгнул на землю.
«Они ведь тоже арабы, мистер Лукман…»
— Нет! Египтяне!
— … ну, мусульмане…
— Мне все равно, даже если бы они были моими братьями! Наше время драгоценно! Тут очень большая ставка!
К чему сдерживать гнев? Уолтерс рявкнул: «Это закон, мистер Лукман! Самолет я вам не продавал; я должен был оказать срочную помощь. Прочтите свой контракт!»
Неразрешимый спор, и Лукман не пытался отвечать. Он ответил тем, что нагрузил на Уолтерса все дела, что накопились в его отсутствие. И все нужно сделать сразу. Или еще быстрее. А если Уолтерс не выспался, что ж, когда-нибудь он уснет навечно.
И вот невыспавшийся Уолтерс в следующие часы возил магнитозонды — трудная раздражающая работа, нужно лететь низко и стараться не ударить проклятый прибор о дерево и самому не зарыться в землю. И вот, когда ему удавалось подумать — ведь он фактически вел одновременно две машины, — Уолтерс с горечью думал, что Лукман солгал: конечно, если бы вместо египтян были ливийцы, дело бы обстояло по-другому. Национализм не остался на Земле. И здесь случались столкновения: гаучо против фермеров, выращивающих рис, когда стада в поисках водопоев вытаптывали посадки; китайцы против мексиканцев из-за ошибки на картах, где была разграничена территория; африканцы против канадцев, славяне против испанцев вообще без причины, которая была бы понятна человеку со стороны. Плохо. Но еще хуже, что иногда раздоры вспыхивали между славянами и славянами, латиноамериканцами и латиноамериканцами.
А ведь планета Пегги могла бы быть таким замечательным миром. Здесь есть все — почти все, если не считать витамина С; есть гора Хичи с водопадом, который называют Каскадом Жемчужин, восемьсот метров молочно-мутного потока, вытекающего прямо из-под южных ледников; есть пахнущие корицей леса Малого континента, с их глупыми, дружески настроенными, бледно-лиловыми обезьянами — ну, конечно, это не настоящие обезьяны. Но они забавны. И Стеклянное море. И Пещеры Ветра. И фермы, особенно фермы! Именно фермы заставляли миллионы и десятки миллионов африканцев, китайцев, индийцев, латиноамериканцев, бедных арабов, иранцев, ирландцев, поляков — миллионы отчаявшихся людей стремиться улететь так далеко от Земли и дома.
«Бедные арабы», думал он; но тут есть ведь и богатые арабы. Как те четверо, на которых он работает. Говоря об «очень крупных ставках», они их размеры определяют, конечно, в долларах и центах. Экспедиция совсем не дешева. Его собственный чартер оценивается шестизначным числом — жаль, что он не может все это оставить себе! А ведь это, пожалуй, самая малая часть их затрат; есть еще палатки и звуковая разведка, магнитометрические исследования и забор образцов; нужно было заплатить за спутниковое время и снимки, за использование радара при составлении плана местности; и многочисленные инструменты, которые ему приходится таскать по саванне… и каков будет следующий шаг? Придется копать. Пробивать шахту к обнаруженному ими соляному куполу, в трех тысячах метров под ними, и стоить это будет миллионы…
Впрочем, вскоре он обнаружил, что стоить это будет не так уж много, потому что у арабов тоже была незаконно добытая технология хичи, о которой Вэн говорил Долли.