Первое, что люди узнали о давно исчезнувших хичи, это то, что те любили строить туннели: примеры этой их работы были обнаружены под поверхностью планеты Венера. И прорывали они эти туннели с помощью технологического чуда — полевого проектора, который ослаблял кристаллическую структуру камня, превращая его в нечто вроде жидкой грязи; эту грязь они выкачивали и покрывали поверхность туннеля твердым плотным голубым блестящим металлом хичи. Такие полевые проекторы были найдены, но их нет в частном владении.
Однако, похоже, группа мистера Лукмана обладает доступом к ним… а это означает не только деньги, но и влияние… и по отдельным замечаниям во время отдыха или еды Уолтерс заподозрил, что этими деньгами и влиянием они обязаны человеку по имени Робинетт Броадхед.
Соляной купол был найден, места для бурения подобраны, главная работа экспедиции выполнена. Оставалось только проверить еще несколько возможностей и завершить исследования. Даже Лукман несколько расслабился, а по вечерам все чаще разговоры заходили о доме. Оказалось, что их дом вовсе не Ливия и даже не Париж. Это Техас, где у них оставались в среднем по 1,75 жены и с полдесятка детей на каждого. Не очень равномерно распределенных, как мог судить Уолтерс, но здесь арабы, вероятно, умышленно не вдавались в подробности. Чтобы побудить их к большей откровенности, Уолтерс стал рассказывать о Долли. И рассказал больше, чем собирался. О ее крайней молодости. О ее представлениях. Ее наручных куклах. Он рассказал, как искусно делает Долли этих кукол — утку, щенка, шимпанзе, клоуна. И лучше всех — хичи. У хичи Долли уходящий назад лоб, клювастый нос, торчащий подбородок, глаза раскосые, как на египетских настенных росписях. В профиль такое лицо — почти сплошная наклонная линия: все это, конечно, вымышлено, потому что никто не видел хичи.
Младший из ливийцев, Фавзи, рассудительно кивнул: «Хорошо, когда женщина зарабатывает деньги».
— Дело не только в деньгах. Это дает ей занятие, понимаете? Но все же я боюсь, что ей скучно в порту Хеграмет. Поговорить не с кем.
Ливиец по имени Шамин тоже кивнул. «Программы, — мудро посоветовал он. — Когда у меня была только одна жена, я купил ей несколько программ для того, чтобы у нее была компания. Помню, особенно ей нравились „Дорогой Эбби“ и „Друзья Фатимы“».
— Я бы хотел, но у Пегги пока еще ничего подобного нет. И ей очень трудно. И я не могу ее винить. Иногда мне хочется любви, а она… — Уолтерс смолк, потому что ливийцы рассмеялись.
— Во второй суре сказано, — с грубым смехом заявил Фавзи, — что женщина — наше поле, и мы можем возделывать это поле, когда захотим. Так говорит Аль Бакара, по прозвищу Корова.
Уолтерс, сдерживая возмущение, решился пошутить: «К сожалению, моя жена не корова».
— К сожалению, твоя жена не жена, — насмехался араб.
— У себя в Хьюстоне таких, как ты, мы зовем подкаблучник. Позор для мужчины.
— Послушайте, — начал Уолтерс, покраснев; но потом сдержался. У кухонной палатки Лукман отмерял ежедневные порции бренди; он нахмурился при звуках голосов. Уолтерс принужденно улыбнулся: «Мы никогда не согласимся, — сказал он, — но не будем ссориться. — И попытался сменить тему. — Интересно, — сказал он, — почему вы решили искать нефть именно на экваторе»?
Фавзи поджал губы и пристально посмотрел на Уолтерса, прежде чем ответить: «У нас есть много указаний, что тут может быть нефть».
— Конечно. Все эти снимки, они ведь опубликованы. Это не тайна. Но в северном полушарии, в районе Стеклянного моря, местность еще более многообещающая.
— Хватит! — прервал Фавзи. — Тебе платят не за то, чтобы ты задавал вопросы, Уолтерс.
— Я только…
— Ты вмешиваешься не в свое дело, вот что ты делаешь!
Снова голоса зазвучали громко, но на этот раз Лукман подошел с их восьмьюдесятью миллилитрами бренди для каждого. «В чем дело? — спросил он. — О чем спрашивает американец?»
— Неважно. Я не ответил.
Лукман некоторое время смотрел, держа в руке порцию бренди Уолтерса, потом неожиданно поднес ее ко рту и выпил. Уолтерс подавил протест. Не имеет значения. Он совсем не хочет пить с этими людьми. И вообще тщательное отмеривание миллилитров не мешает Лукману пропускать порцию-другую в одиночестве, потому что лицо его покраснело, а голос охрип. «Уолтерс, — взревел он. — Я наказал бы тебя за твое вынюхивание, но это неважно. Ты хочешь знать, почему мы ищем здесь, в ста семидесяти километрах от того места, где будет сооружена петля? Тогда посмотри вверх! — И он театрально указал на темнеющее небо и со смехом ушел. Через плечо бросил: — Больше это не имеет значения!»