Кроме соблазна отведать отменный обед, — продолжал искуситель, — есть еще одна причина. Должна прийти Кэти Тейбор. Она позвонила и заявила, что ей легче приехать сюда, чем постоянно переживать, не умирает ли Кент с голоду. Сид решил, что неплохо было бы тебе с ней познакомиться. До того, как ты уединишься и начнешь творить. Тогда ни одна из вас не будет гадать, что представляет собой другая.
И Линн сдалась. Кинг Кинкейд, подумала она, умело пользуется своим обаянием, и ему всегда удается настоять на своем.
Линн на себе испытала обаяние и магнетическое очарование этого мужчины. И теперь пыталась проанализировать его. Взглянуть со стороны, чтобы оно перестало ее волновать.
Это же Кинг Кинкейд, напомнила она себе, автор «Зимы мира», ее самой любимой книги.
Но говорил он не о себе, а о других. Сначала о Сиде, потом о Кэти Тейбор. Кинг объявил, что, попадись ему девушка вроде Кэти, он ни за что не остался бы холостяком. Она во всем поддерживает Кента, но в то же время не теряет собственной индивидуальности. Кэти — одна из немногих женщин, кто может оставаться преданной, не настаивая на постоянных доказательствах взаимности.
— Похоже, — с сожалением заметил он, — я привлекаю к себе женщин определенного типа. Они требуют от меня времени и постоянного внимания — то, чего не в силах дать ни один писатель, если он намерен работать. Кэти говорит, что предпочитает иметь в соперницах пишущую машинку Кента, чем другую женщину вроде Лилит в садах Эдема.
Что ж, по крайней мере, Кинг ответил на один из вопросов, которые ее занимали: почему он не женился?
Из припасов, купленных в Сан-Франциско, Линн взяла все необходимое для салата и уже собиралась выходить, когда Кинкейд вновь обратился к ней:
— Не знаю, сможешь ли ты понять, как сложно человеку, которому часто приходится выступать перед публикой, запомнить каждого, с кем он встречался. Некоторые лица остаются в памяти, но запомнить еще и имя…
Линн засмеялась:
— Пожалуйста, забудьте об этом. Я была одной из целого легиона журналистов, бравших у вас интервью. Мне лестно уже то, что вы вспомнили, что видели меня прежде, мистер Кинкейд.
— Друзья зовут меня Кингом и обращаются на «ты».
Кинг попытался расспрашивать ее дальше, но Линн заметила, что им нужно поторопиться. Фло прошла мимо ее дома уже десять минут назад.
Никогда еще Линн не было так хорошо в компании. Среди собравшихся, которые приняли ее как свою, царила атмосфера свободного братства. К Кингу Кинкейду здесь отнеслись как к равному, но не более, Кент Тейбор, на кого присутствие Кэти подействовало умиротворяюще, принял именитого гостя без всякого возмущения.
Рыжеволосая Кэти оказалась именно такой, как Линн ее и представляла, — рассудительной и с тонким чувством юмора. Завязался чисто профессиональный разговор. Все горячо ринулись обсуждать влияние телевидения, ставшего частью повседневной жизни, на интерес к чтению. Кинкейд, только что приехавший из Голливуда, излагал точку зрения, заинтересовавшую других.
— Сначала, — говорил он, — всех без исключения занимало невероятное чудо: стоит нажать кнопку и появляется изображение. Не нужно стоять в очереди за билетом в кино, а потом, прожив девяносто минут в мире фантазий, выходить в холодную ночь.
Но теперь люди стали разборчивее и критичнее. К несчастью, телевизионные программы выбираются примерно по тем же принципам, какими руководствуется киноиндустрия при выборе фильма для съемок. Одна удача — и все пытаются успеть на тот же поезд, подражают тому, что удалось. Зрителям же это быстро надоедает. Редко какой фильм или передача по уровню сопоставимы с оригиналом.
— И люди вновь возвращаются к книге?
— В том же процентном соотношении.
— Но «один фильм заменяет тысячу слов», помните?
Фло энергично запротестовала:
— Фильм не будит воображение так, как книга.
— Конечно, — кивнула Линн. — Мы читаем и представляем место действия, пользуясь при этом тем, что знаем сами, то есть создаем собственное представление о неизвестной нам местности.
— И даже вносим свои поправки, — добавила Кэти. — Писатель своими средствами рассказывает о месте действия, описывает персонажей. А читатель привносит множество деталей, благодаря которым повествование словно оживает. Хороший писатель подобен пианисту, играющему на клавишах наших чувств. Мы начинаем видеть, слышать, ощущать запах и вкус, разве что не чувствовать на ощупь все, что он предлагает нашему вниманию в своей книге.
Заговорили о тактильных ощущениях. Особо отметили мастерство китайских писателей. Те описывают их настолько подробно, что читатель начинает явственно чувствовать фактуру любого предмета — от пищи до комьев земли.
— В этом и заключается секрет их кухни, — заметил Сид. — В их пище присутствует контрастность фактуры, тогда как мы, американцы, предпочитаем есть протертые супы, заливное, овощные пюре и, наконец, сладкий крем.
Линн слушала и запоминала. Она всегда старалась запомнить все, что касалось писательской профессии и могло стать мерилом ее собственной работы.
Фло начала зевать, и атмосфера деловитости вечера нарушилась. Фло испытывала, как выразилась сама, «усталость последней страницы».
Кинг предложил Линн проводить ее домой. Она заметила взгляд, брошенный на него Фло, — вопрошающий и предупреждающий одновременно.
Девушка поблагодарила знаменитость:
— В этом нет необходимости. Кент, Кэти и Фло помогут мне справиться с любыми сугробами.
Линн позабавило, как торжественно с ней прощаются. Она почувствовала себя так, словно и впрямь покидает Озеро, хотя понимала: ей всего лишь дают понять, что никто из них не будет ей мешать.
Линн никогда не удавалось объяснить родным, что после их звонков она не может полностью сосредоточиться на работе. Прерваться даже ненадолго часто означало, что день для работы потерян, поскольку не удавалось поймать основную мысль или настроение рассказа.
Разговор об этом зашел на обратном пути.
— Творческий темперамент здесь совершенно ни при чем, — убежденно заявила Кэти. — Никому в голову не придет вламываться в офис и прерывать там работу.
— Или, — подхватила Фло, — предложить повару на минуточку отойти от наполовину взбитых для именинного торта яиц.
— Если б меня спросили, какие слова я считаю самыми печальными, — пробурчал Кент, — я бы выбрал «я только на минуточку». Эта «минуточка» может стоить мне целого дня работы. Но как объяснить это тем, кто сам не писал?
— И все-таки здесь кроется нечто странное, — заметила Линн. В это время компания подходила к ее домику. — Есть люди, которые приходят, разговаривают со мной или просто шатаются рядом, но это мне ничуть не мешает. Отчего это?
— Они не требуют от тебя полного внимания и не втягивают в споры. Большинство тех, кто тебя прерывает, чего-то хотят от тебя, пусть даже просто ответа на вопрос. Но при этом они требуют, чтобы ты отнеслась к ним с полным вниманием, — убежденно ответил Кент Тейбор.
Фло остановилась и зааплодировала.
Кент снисходительно улыбнулся, явно польщенный проявленными Фло и остальными чувствами. Стараясь сохранить невозмутимость и притушить гордость и радость, он произнес обыденным тоном:
— Завтра привезут твои дрова, Линн, так что не тревожься, если услышишь шум снаружи. Мы с Сидом сложим их. Нам обоим неплохо поразмяться.
— Разве Кинг не будет помогать? — спросила Фло.
— Завтра он открывает свое шале. К вечеру ожидается чинук [3], и дороги превратятся в сплошное месиво.
Чинук задул не на закате, а на рассвете. Проснувшись, Линн услышала мерный стук капели и беспрестанный гул деревьев. Выглянув в окно, она увидела, что ветер клонит стволы деревьев в восточную сторону.
«В такой день только и работать, — радостно подумала Линн. — Сейчас поставлю поднос с завтраком на кофейный столик, а рядом разложу свои бумаги. Так быстрее сосредоточусь на романе».
На словах все просто… но тут она почувствовала сквозняк и подумала, что нужно бы выяснить, откуда он взялся. Да и устранить причину не мешало. Ведь после первого похолодания предсказывали морозец посильнее.