— Шериф Фостер!
К ним присоединился помощник.
— Коронер велел отдать это вам. Вошло в грудь Карла Херболда, как в масло. — Он подал Фостеру полиэтиленовый мешочек для вещественных доказательств с запечатанным внутри окровавленным ножом.
— Спасибо. — Подняв вверх мешочек, Фостер осмотрел оружие. — Да, эта штука может вскрыть человека, как консервную банку.
— Можно мне взглянуть?
Шериф передал мешочек Эззи. Нож был необычным — именно таким, каким его описывала секретарша Ломакса. Единственное, миссис Пресли говорила о костяной рукоятке, а сейчас Эззи показалось, что она сделана из оленьего рога. Когда она пыталась описать лезвие, Эззи тогда решил, что она рехнулась с перепугу, но черт побери — лезвие действительно отливает темно-синим цветом, и кажется, будто поверхность его покрыта рябью.
— М-да. Это тебе не простой охотничий нож, верно?
— Не хотелось бы мне напороться на его острие, — ответил Фостер.
— Я только один раз видел похожий нож, — сказал Эззи. — Много лет назад у одного парня в городе был такой же. Этого парня звали Джон…
Внезапно ноги Эззи подкосились, и он, должно быть, покачнулся, потому что Фостер подхватил его под руку.
— Мэм, я думаю, у него кружится голова. Врачиха обхватила Эззи за талию.
— Я знала, что его нужно положить на носилки! Эззи попытался высвободиться.
— Как же это называется? — прохрипел он, проводя пальцем вдоль лезвия запечатанного в мешочек ножа.
— Давай, Эззи. Все уже сели, — сказал шериф покровительственным тоном, который бы и так в любое время вызвал у Эззи раздражение, а уж тем более сейчас.
— Есть же для этого какой-то термин у оружейников! — упрямо застыв на месте, бормотал он. Он не хотел нового разочарования. Он хотел, чтобы кто-то подтвердил его догадку.
Но он чувствовал, что прав.
— Эззи…
— Ответь же, черт возьми!
— Это… гм… — Прищелкнув пальцами, Фостер поймал ускользнувшее слово. — Флинтинг. Это называется флинтингом. Потому что индейцы делают такие ножи из кремня [17].
50
— Вам не стоит вставать, мистер Хардж.
Вошедшая в палату практикантка-медсестра обнаружила Эззи сидящим на краю кровати.
— Конечно, не стоит, но мне надо кое-куда пройти.
— Я вызову сестру.
— Занимайтесь своим делом! — огрызнулся Эззи. — Меня ранило в руку. И больше никуда. Ходить я могу.
— Но вы перенесли операцию.
— Я чувствую себя прекрасно. — Он опустил ноги на пол и встал. — Видите? Все нормально. Я просто хочу пройтись по коридору. Я вернусь прежде, чем кто-либо меня хватится. Так что не говорите никому, ладно?
Опора на колесиках помогла ему добраться до двери. Кафельный пол был холодным. Здоровой рукой Эззи запахнул тонкий больничный халат.
Выйдя из своей палаты, он повернул налево. Обернувшись на стоявшую в нерешительности молодую практикантку, он ободряюще поднял большой палец вверх.
Кора всегда говорила, что без нытья он не может выпить даже таблетку аспирина. Эззи смутно помнил, как вчера, когда его доставили в больницу, его руку долго ощупывали и осматривали, делали рентгеновские снимки и наконец объявили, что пуля не задела кость. Тем не менее необходимо сделать операцию, чтобы прочистить рану и оценить, а если надо, то и исправить ущерб, причиненный мышцам.
Как интерес к тому, что с ним делают, так и сознание Эззи потерял почти одновременно.
Сегодня утром он проснулся с повязкой на руке, с тяжелой головой и со жгучим желанием поговорить с пациентом, лежащим в одной из соседних палат. Никакие медицинские предписания его не остановят.
Он беспрепятственно прошел по коридору и, найдя нужную дверь, толкнул ее и вошел. В палате было тихо, только скрипнуло одно из колес каталки Эззи. Услышав звук, лежавший в палате пациент повернул голову. Вид у него был неважный, но Эззи показалось, что пациент не спал и ничуть не удивлен его появлением.
— Шериф Хардж!
— Привет, Джонни!
Джек Сойер грустно улыбнулся:
— Меня так уже давно не называли.
— Когда же ты перестал быть Джоном-младшим? Он посмотрел в потолок, повернув к Эззи профиль. Сходство было таким разительным, что Эззи удивился, как же раньше его не заметил. Хотя, конечно, он его и не искал.
Несколько секунд Сойер смотрел в потолок.
— Я перестал быть Джонни после той ночи, — наконец повернувшись к Эззи, сказал он и, немного помолчав, добавил: — Та ночь изменила не только мое имя. Она изменила и многое другое.