На следующий день я опять столкнулся с попом. Он навещал математика.
- Как прошла политинформация? - справился я.
- Все ерничаешь, - с укоризной покачал головой поп, - А, ну, как к самому приедут посвиданькаться?
- Если только Вы не посодействуете, не отпишите кому надо.
- Зачем? Зло имеет свойство возвращаться к тому, кто его выпустил.
- И даже в большей мере, гораздо большей, - я указал на камеру, где отлеживался математик, - А? Не находите? Не досталось ему серьезней, чем он натворил?
- А чем измерить сломанную жизнь той девочки?
- У математика она тоже поломана.
- Он тому виной, только он. Ты, уж пригляди за ним, - неожиданно попросил поп, - Шаги раскаянья - сродни хождению по раскаленным углям. А он только начал свой путь. Захочет поговорить - послушай. Ну, ты сам не глупый, сообразишь.
Прошла неделя, другая, где-то на дворе выпал снег, наверное прилетели снегири. Сокамерник оклемался, но больше живости в его глазах я не видел. Он больше молчал. На столе у нас появилась Библия. В ней я отыскал "Отче наш" и наконец-то выучил. Математик больше молчал, а я не лез к нему. Хочет, пускай гоняет свои думки, аж до бесконечности, лишь бы не шизанулся. Там молчи, тут молчи, самому бы не свихнуться. Такие игры в немых даются с трудом, особенно бывшему болтуну-адвокату. Наконец математика прорвало. Пришлось подставлять жилетку. Теперь можно быть спокойным - висельника из него не получится. О том свидании он ничего не рассказал, зато много и путано философствовал о душе, о взаимосвязи времен и явлений. Честно? Его не жалко, несмотря на национальное сочувствие ко всем сирым. Слушая его, я больше думал стану ли таким же вдумчивым после моего свидания. В который раз я успокаивал себя, что ко мне ехать некому. Если кого и обижал в прошлой жизни, то не ужасно, в пределах нормы социального бытия. НО ЗАЧЕМ-ТО МЕНЯ СЮДА ПОМЕСТИЛИ?
Прошел Новый год, затем Пасха. Где-то за колючкой колхозники сеяли, выпускники готовили дипломы, а женщины прятали шубы, чтобы явить миру свои ножки. Лишь здесь время застоялось и приобрело запах унылой обреченности. Оно пропитало все - воздух, звуки и даже пищу. Одно и тоже, одно и тоже каждый день. И обед разносят по камерам справа налево. С ума можно сойти. Лязгает в конце коридора окошечко, потом следующее и так до нас. До чего же противный звук, к которому невозможно привыкнуть. "Г-г-ы-и-уу-бам" - откидывается в двери и наше окошечко. В него заглядывает охранник. В этот раз он ловит меня глазами и неожиданно говорит: "У тебя свидание. После обеда заберу". Сокамерник смотрит с сочувствием. Подвигаю ему свою пайку, у самого кусок в горло не лезет. И ко мне пришли. Кто? Зачем? Камера открывается, охранник кивает - на выход. Выдыхаю воздух, хватает духу подмигнуть математику: "Партизанами не рождаются, ими становятся". Какие короткие коридоры, маленькие лесенки. Куда? Ага, на первый этаж. Моя Голгофа ведет не вверх, а вниз. Значит там. Ноги стали не своими и в животе холодок. Будто идешь к районному зубному врачу, но не одному, а сразу к тридцати двум. Останавливаемся перед дверью. Охранник открывает ее и отходит вбок, пропуская меня внутрь. Шаг вперед как с вышки в воду. Перед глазами комната. Никакой дыбы, кресла и прочего, только диванчик, стол и стул. Посередине комнаты - женщина, стоит за лампой - лица не разглядеть. Сзади хлопает дверь, женщина делает шаг навстречу.
- Зая? Ты? - невольно срывается с губ.
Жена напряглась, наверное, хотела выдать типа: "Любовницу ждал?", но сдержалась. Обнимаю ее, нюхаю волосы, бог ты мой, она. Жена расслабляется. Молчу, откладывая на потом просьбу, что не надо больше приезжать ко мне на свидания, лучше ждать дома.
Мойры - богини судьбы в греческой мифологии. Мойра Клото прядет жизненную нить человека.
Эринии - в греческой мифологии - богини мщения.
11