Первым поднялся я, полагая, что узнал достаточно, и могу вынести приговор. Мессин тоже встал и элегантно подхватил со стола золотистую пачку сигарет. Внезапно он схватил меня за руку.
— Могу я отнять у вас еще немного времени?
— Если речь идет о новых фактах…
— Просто мне в голову пришла одна гипотеза.
— Говорите, прошу вас.
— Я спрашиваю себя о цели, которую преследовал Хентц, посвящая Скриба в тайну моего деда.
— По-моему, тут все ясно. Вы об этом уже говорили. Он хотел запугать вас и использовал для этого своего друга.
— Но намеревался ли Хентц привести угрозы в исполнение?
— Опубликовать признания вашего деда?
— Да, он этого хотел?
— Этот вопрос задавал и Скриб. Ничего определенного. Вот почему Скриб и спрятал рукопись.
— У меня другое мнение.
— Какое?
— Я считаю, что сумасшедший Хентц мог ограничиться болтовней, писать он не собирался. Хентц, публикующий роман? Сомневаюсь. Он помог Скрибу докопаться до тайны Мессинов, возбуждая его любопытство и подталкивая к действию. Хентц хотел, чтобы Скриб написал и опубликовал книгу вместо него.
— Почему?
— Представим, что скандала не получилось. Еще хуже, Хентца упрекают в том, что он потревожил покойника, который не может себя защитить. Получается эффект бумеранга, а Скриб — на передовой. Но если подорвать мою репутацию удастся, появится Хентц и вытащит каштаны из огня. Мы не могли бы обвинить его в том, что он сводил личные счеты. Хентц действовал интеллигентно и был бы снова на коне благодаря скандалу, затеянному им. Хентц жил только так: истерические провокации, кулаки, брань.
Я считал, что на этот раз Мессин зашел слишком далеко. На мой взгляд, каждое действующее лицо этой истории несет свою долю ответственности. Марсель Мессин виновен в трусости, Скриб — в слабости, Поль Мессин — в пренебрежении к письму с угрозами и, наконец, Хентц — в бесчинствах и крайней распущенности. На мой взгляд, более всех был виновен Хентц. Из-за своей игры и безумия он обрек на вечные угрызения совести своего верного друга Скриба и своего издателя. Однако что тогда мне пришло в голову: смерть этого опасного сумасшедшего станет для всех облегчением. Если бы Хентц так мне не надоел, я бы был более рассудителен. С тех пор меня не покидает чувство стыда, и пусть так будет всегда. В известном смысле Хентц победил: даже после смерти он продолжает отравлять мне жизнь.
Мы все сказали друг другу. По крайней мере я так думал. Стрелки часов показывали половину четвертого. В глубине зала, вдали от нас, последние служители Сциллы терпеливо ждали, когда мы уйдем. На улице мы обменяемся пошлыми банальностями о том, как сложна жизнь. Придется вернуться к делам, к повседневности и забыть этот удивительный для банкира случай.
Первым поднялся я, полагая, что узнал достаточно, и могу вынести приговор. Мессин тоже встал и элегантно подхватил со стола золотистую пачку сигарет. Внезапно он схватил меня за руку.
— Могу я отнять у вас еще немного времени?
— Если речь идет о новых фактах…
— Просто мне в голову пришла одна гипотеза.
— Говорите, прошу вас.
— Я спрашиваю себя о цели, которую преследовал Хентц, посвящая Скриба в тайну моего деда.
— По-моему, тут все ясно. Вы об этом уже говорили. Он хотел запугать вас и использовал для этого своего друга.
— Но намеревался ли Хентц привести угрозы в исполнение?
— Опубликовать признания вашего деда?
— Да, он этого хотел?
— Этот вопрос задавал и Скриб. Ничего определенного. Вот почему Скриб и спрятал рукопись.
— У меня другое мнение.
— Какое?
— Я считаю, что сумасшедший Хентц мог ограничиться болтовней, писать он не собирался. Хентц, публикующий роман? Сомневаюсь. Он помог Скрибу докопаться до тайны Мессинов, возбуждая его любопытство и подталкивая к действию. Хентц хотел, чтобы Скриб написал и опубликовал книгу вместо него.
— Почему?
— Представим, что скандала не получилось. Еще хуже, Хентца упрекают в том, что он потревожил покойника, который не может себя защитить. Получается эффект бумеранга, а Скриб — на передовой. Но если подорвать мою репутацию удастся, появится Хентц и вытащит каштаны из огня. Мы не могли бы обвинить его в том, что он сводил личные счеты. Хентц действовал интеллигентно и был бы снова на коне благодаря скандалу, затеянному им. Хентц жил только так: истерические провокации, кулаки, брань.
Я считал, что на этот раз Мессин зашел слишком далеко. На мой взгляд, каждое действующее лицо этой истории несет свою долю ответственности. Марсель Мессин виновен в трусости, Скриб — в слабости, Поль Мессин — в пренебрежении к письму с угрозами и, наконец, Хентц — в бесчинствах и крайней распущенности. На мой взгляд, более всех был виновен Хентц. Из-за своей игры и безумия он обрек на вечные угрызения совести своего верного друга Скриба и своего издателя. Однако каждый виновный заплатил по заслугам. Мы подошли к двери Сциллы; Морис ждал нас с одеждой в руках. Мессии, словно не заметив его, спросил меня: