— Так что же, черт побери, вы тут делаете?
— Ничего... Вы даже говорите не так, как местные девушки, поскольку ни одна местная девушка не обратилась бы ко мне подобным образом. Что ж, жаль. Сон о Дирдре кончился. А где ваш старик?
— Мой кто? — единственный ее глаз, который я мог лицезреть, казалось, сейчас испепелит меня.— Вы, видимо, хотели сказать — мой отец?
— Именно так, извините меня. Лорд Кирксайд.
Не нужно было быть великим психологом, чтобы понять, что передо мной дочь хозяина замка. Прислуга, как правило, не имеет таких манер.
— Лорд Кирксайд — это я.
Я обернулся, чтобы увидеть обладателя столь важного голоса. Это оказался высокий мужчина за пятьдесят, с орлиным носом и густыми бровями. На нем был серый твидовый костюм, серая охотничья шляпа, в руках — трость.
— Что тут делается, Сью?
Сью. Значит — Сьюзен.
— Моя фамилия Джонсон,— сказал я,— Из воздушно-морской спасательной службы. Нам сообщили о терпящем бедствие судне «Морэй Роз», где-то на юге от Скай. Мы решили, что, если оно еще держится, ветер мог отнести его в этот район. Мне очень...
— А Сью уже была готова сбросить вас в пропасть, прежде чем вы успели открыть рот? — он нежно улыбнулся дочери.— Да, такова уж моя Сью. Боюсь, что она терпеть не может репортеров.
— Такое бывает,— ответил я.— Только при чем здесь я? С журналистикой меня ничто не связывает.
— Когда вам, мистер Джонсон, было двадцать, вы умели отличать репортеров от нормальных людей? Лично я — нет. Сейчас-то я способен распознать журналиста за километр, впрочем, так же как и вертолет спасательной службы. Кстати, Сыо, дорогая, ты тоже могла бы это сделать. К сожалению, мистер Джонсон, мы вряд л к сможем вам помочь. Я с моими людьми провел последнюю ночь на вершине скалы, пытаясь увидеть какой-нибудь знак — огни, ракету или что-нибудь подобное. Мне очень прискорбно это говорить, но мы не увидели ничего.
— Я весьма признателен вам, сэр. Очень жаль, но мы далеко не всюду встречаем такое стремление к сотрудничеству.
С того места, где я стоял, можно было разглядеть раскачивающуюся мачту суденышка биологов из Оксфорда. Само судно и палатки были скрыты за горным хребтом.
— А почему вы опасаетесь журналистов, сэр? — спросил я хозяина замка.— Попасть на Дюб Сджэйр гораздо труднее, чем в Вестминстер или Палату лордов.
— Наверняка, мистер Джонсон,— ответил лорд Кирксайд с улыбкой, и его холодные глаза потеплели.— Но может, вы слышали о постигшем нас горе? Мой старший сын Дягонатан и Джон Роллинсон, жених Сью...
Я подумал о темных кругах под серо-голубыми глазами Сьюзен и о том, что все-таки очень трудно поверить в их связь с трагедией, случившейся несколько месяцев назад. Неужели она так его любила?
— Я не репортер, сэр, и, поверьте мне, не люблю совать нос в чужие дела.
Это было правдой: терпеть не могу совать нос в чу* жие дела. Но так сложилось, что это было моей профессией, которая, кстати, неплохо меня кормила. Но вслух я этого говорить не стал —это было бы крайне неуместно в таких обстоятельствах.
— У нас произошла катастрофа,— сказал лорд, показывая на длинную аллею, бегущую к скалам,— у Джонатана был свой самолет, маленький «бичкрафт». Здесь самолет поднялся в воздух... Журналисты очень хотели сделать репортаж прямо отсюда. Они прибыли на катере, на вертолете... Отвратительно! Естественно, мы очень радушно их встретили... Может, вы и ваш пилот выпьете по глотку виски?
Что бы ни говорил Уильямс, все-таки лорд Кирксайд был сделай из другого теста, чем его дочь и Макишери. В любом случае, и в этом уже убедился архиепископ Кентерберийский, он был противником намного более опасным, чем Сыо и Дональд.
— Благодарю вас, сэр. Вы очень любезны,— ответил я.— Но у нас совсем мало времени, уже приближается ночь.
— Я вас понимаю, мистер Джонсон, хотя... Мне кажется, что шансов найти судно у вас немного.
— Боюсь, сэр, что вы правы, но долг есть долг.
— Мы ценим людей, которые верны своему долгу до конца. Всего вам хорошего, мистер Джонсон, и желаю вам успеха.
Он пожал мне руку и пошел. Его дочь, с минуту поколебавшись, наконец тоже подала мне кончики пальцев и улыбнулась. Порыв ветра открыл ее лоб, и я подумал, что мечта о Дирдре с Гебридских островов не так уж призрачна. Сью была обворожительна. Я вернулся к вертолету.
— У нас осталось мало времени и кончается бензин,— приветствовал меня Уильямс.— Через час у яге будет совсем темно. Куда летим?
— На север. Вдоль этого травянистого побережья, которое мы видели. Насколько я понимаю, оно служило стартовой полосой для небольших туристических самолетов. А потом дальше, через скалы. Только не будем спешить.
Уильямс выполнил то, о чем я его просил. Летели мы низко, никто на островах не мог нас заметить. Потом мы направились на запад, далее — на юг и наконец — на восток, по направлению к тому месту, откуда мы стартовали.
Солнце было уже на горизонте, и внизу под нами была уже, скорее, ночь, когда мы добрались наконец до песчаной бухты Торбэй. Я уже с трудом различал черные контуры островка, покрытого лесом, слабый блеск серебрящегося песка и верхушки рифов, отделяющих бухту от открытого моря. Сближение с землей казалось мне в таких условиях очень опасным, но Уильямс выказывал такую уверенность в себе, что показался мне похожим на гордую мать, которой на конкурсе младенцев удалось сунуть председателю жюри пятифунтовый банкнот.
Я тоже был спокоен. Хотя я и не разбирался в вертолетах, зато умел почувствовать первоклассного пилота, особенно если сидел с ним рядом. Нервировала меня только неизбежность еще одной мучительной прогулки в одиночестве по ночному лесу, хотя в этот раз я мог ее проделать без спешки.
Уильямс вытянул руку, чтобы включить прожектора, но свет возник за секунду до того, как он дотронулся до выключателя. Ослепляюще яркий свет ударил с земли, скорее всего, из прожектора, размещенного где-то на самом берегу. Мгновение луч шарил по небу и наконец задержался на нашей кабине, осветив ее полуденным солнцем. Уильямс закрыл глаза рукой и стал крениться вперед, уже мертвый, в то время как его белая полотняная рубашка постепенно окрашивалась алой кровью. Его грудная клетка была буквально разнесена. Я бросился за спинку кресла в поисках иллюзорного спасения от пулеметных очередей, крошащих стекла. Вертолет падал, медленно вращаясь вокруг своей оси. Я попробовал ухватиться за штурвал, на котором еще были стиснуты руки пилота, но в это мгновение пули стали осыпать вертолет под другим углом. Может, стрелок сменил цель, а может, внезапное падение машины дезориентировало его, только пули били теперь по мотору вертолета, и металлический звук их ударов о кожух мотора смешивался со звуками взрывов и отголосками рикошетов. Неожиданно мотор заглох, как если бы вдруг отключили питание. Вертолет безжизненно повис в воздухе, но только на мгновение, а я ничего не мог сделать. Я только напряг мышцы в ожидании страшного удара, но удар не был страшным, скорее, невероятно громким. Вертолет упал не в воду, а зацепился за внешнюю сторону скалы, выступающей из моря.
Я попробовал добраться до дверей, но это оказалось невозможным. Они нависали высоко надо мной, поскольку падали мы носом вниз, и я оказался брошенным на приборную доску. Я был слишком слаб и контужен ударом, чтобы быстро что-то предпринять. Ледяная вода стала медленно заполнять кабину сквозь разбитые стекла. Наступила гробовая тишина, но продолжалась она недолго — снова заработал пулемет. Пули прошили верхнюю часть обшивки, а потом разнесли стекло прямо над моей головой. Мне казалось, что стреляют в меня, и я пытался как можно глубже втянуть голову в воду. А потом, видимо вследствие смещения центра тяжести под давлением воды и ударами пулеметных очередей, вертолет внезапно наклонился вперед, с минуту продержался в таком положении, а потом соскользнул со скалы и рухнул в море.