О, черт, что я говорю!
— Ну, этих часовых. Они спят на втором этаже,
— Сколько их?'
— Восемь или девять. Точно не знаю.
— Точно она не знает!' За кого вы меня принимаете, юная леди? За супермена? Или вы просто желаете моей -смерти? Хватит шутить. До свидания. И выслушайте меня очень внимательно, Сьюзен: ни слова о том, что здесь произошло. Никому. Даже отцу. Иначе вы не увидите Джонни во фраке и цилиндре. Ясно?
Она схватила меня за руку.
— Вы же можете взять меня с собой.
Голос у нее был решительный, но в глазах по-прежнему таился страх.
— Могу. Могу взять вас с собой и завалить все дело. Сам факт вашего исчезновения произведет эффект выстрела и провалит все. Мы можем выиграть только в том случае, если они не узнают, что кто-то был здесь сегодня ночью. При малейшем подозрении они упакуют манатки и исчезнут еще до наступления рассвета. Сейчас я не могу больше ничего сделать. Нет ни малейшего сомнения, что, если мы уйдем с вами вместе, они перебьют всех этих несчастных в подземелье. Я уж не говорю о вашем отце и о Макишерне, которого ликвидируют по дороге, чтобы заткнуть ему рот. Вы хотите этого, Сьюзен? Господь свидетель, как хотелось бы мне вызволить вас отсюда! Я тоже не из камня сделан. Неужели вы этого не понимаете? Если они обнаружат, что маленькая Сью покинула остров, они сразу поймут что к чему. Вы не можете сейчас исчезнуть.
— Хорошо,— спокойно сказала она.— Но вы кое о нем забыли.
— Склеротик проклятый! О чем?
— Гарри. Он должен исчезнуть, иначе заговорит он.
— Он исчезнет. Так же как и тот, что стоял у ворот. Я обезвредил его по дороге сюда.
В ее глазах я снова увидел страх, но уже не обращал на это внимания. Я закатал левый рукав и лезвием сделал на руке небольшой надрез. Не слишком глубокий — моя кровь была нужна мне самому,— но достаточный для того, чтобы окрасить острие штыка длиной пять-шесть сантиметров. Потом я протянул Сьюзен лейкопластырь, и она покорно заклеила мне ранку. Я опустил закатанный рукав, и мы двинулись: впереди Сьюзен с бутылкой виски и фонарем, за ней Гарри со связанными руками и спутанными веревкой ногами, за ним я с карабином в руках. Когда мы добрались до холла, я вернулся и запер дверь той же отмычкой, которой ее отпер.
Дождь прекратился совсем, ветер утих, зато туман стал еще гуще, а температура воздуха упала до нуля. Это была настоящая шотландская золотая осень во всей ее красе.
Мы нашли то место у края пропасти, где я оставил первый карабин со штыком. Электрическим фонарем я пользовался теперь свободно, а вот разговаривали мы шепотом. В такой мгле часовой на галерее не мог ничего увидеть даже в пяти метрах от себя ни в какой бинокль, а вот услышать нас мог, Звук в тумане ведет себя очень странно: то приглушается, то внезапно распространяется очень далеко и четко.
На случай, если Гарри придет в голову попробовать спихнуть меня в пропасть, я положил его животом вниз, после чего принялся несколько подправлять декорации. Прежде всего каблуками и прикладом карабина я взрыл землю, воткнул в нее штык того курильщика, который стоял у ворот, а штык Гарри положил таким образам, чтобы его окровавленное острие торчало из травы. Потом я разлил вокруг виски и поставил бутылку так, чтобы она сразу бросалась в глаза.
— Что тут произошло? — спросил я Сьюзен.
— Совершенно ясная картина. Пьяная драка. При этом они поскользнулись и. упали в пропасть.
— Вы что-нибудь слышали?
— О, я слышала, как двое ругались в холле, и даже вышла из комнаты. Один из них сказал: «Гарри, теперь твоя очередь». А Гарри ответил: «Еще чего! Если ты мужчина, выйди со мной». Не могу повторить тех ужасных ругательств, которые они при этом адресовали друг другу. Потом они, по-прежнему ругаясь, вместе вышли, а я вернулась в постель.
— Великолепно. Именно так все и было.
Сьюзен проводила нас до того места, где я оставил свою первую жертву. Он еще дышал. Я использовал оставшуюся веревку, чтобы связать их вместе, на расстоянии метра друг от друга, а свободный конец веревки оставил у себя в руке. Опытный альпинист опоясался бы этим концом, но я никак не мог этого сделать. У моих пленников руки были связаны за спиной, и им было достаточно трудно балансировать на крутых уступах. Я же ни в коем случае не собирался вместе с ними кувыркаться по отвесному склону, если хоть один из них потеряет равновесие.
— Благодарю вас, Сьюзен,— сказал я.— Благодарю вас за помощь. Ложитесь поскорей, только не принимайте снотворного, а то им может показаться странным, что вы спите до полудня.
— Я бы предпочла проснуться послезавтра, мистер Калверт. Но вы можете положиться на меня, я не подведу вас. Ведь все будет хорошо, правда?
— Обязательно.
Глядя на меня, она нервно сплетала и расплетала пальцы.
— Вы ведь могли бросить этих людей в воду,— наконец произнесла она.— И руку порезать вы могли не себе, а Гарри... Простите мне все те неприятные слова, которые я вам сказала... Мистер Калверт, вы действительно делаете только то, что сделать необходимо... Мне кажется, что вы совершенно удивительный человек. Просто великолепный!
— Все рано или поздно убеждаются в этом,— скромно сказал я, но она уже исчезла в тумане.
Мне было очень жаль, что я не мог разделить ее мнение обо мне. Я вовсе не чувствовал себя великолепным. Я был до изнеможения измучен физически, к тому же меня просто ело поедом беспокойство, так как самые лучшие планы ничего не стоят, когда в игру входит такое количество самых разнообразных обстоятельств. Мне пришлось несколько раз пнуть ногой обоих своих пленников, прежде чем они поднялись с земли, но именно от этого мне стало несколько легче.
Медленно, гуськом мы спускались по этому опасному склону. Я замыкал шествие, держа в левой руке фонарик. Правая моя рука была занята веревкой, связывавшей пленников... А собственно, почему я действительно пустил кровь себе, а не Гарри? Черт побери, ведь это его кровь должна была быть на штыке! Это было бы просто разумнее.
— Надеюсь, прогулка была приятной?— вежливо осведомился Хатчинсон.
— Во всяком случае, скучной я бы ее не назвал. Вам бы наверняка понравилось.
Хатчинсон, не отвечая, вел «Файркрэст» сквозь туман и ночь.
— Может, откроете мне тайну? — не выдержал я наконец.— Каким образом вы определили положение судна, чтобы вернуться и подойти к пристани? Туман сейчас еще гуще, чем прежде, а вам пришлось почти полночи кружить в море, не имея никакого ориентира, плюс волны, течение и так далее... И в результате вы прибываете в назначенное место точно в назначенный срок. Этого я никогда не пойму.
.— А я обладаю шестым чувством — навигационным,— торжественно заявил Хатчинсон.— А также у меня есть карта с обозначенными глубинами. И если вы, Калверт, на нее глянете, то увидите в этом районе, на глубине восьми саженей, мель длинной приблизительно в одну десятую мили, расположенную в трех пятых мили западнее старой пристани. Я отправился навстречу ветру и течению и ждал, пока эхолот покажет, что я над мелью. Тогда я бросил якорь. За пять минут до назначенного вами срока я поднял якорь и позволил ветру и приливу донести меня до того места, откуда я отплыл. Это так просто.
— Вы меня разочаровали,— сказал я.— И в первый раз вы причалили, используя эту же технику?
— Более или менее. Только в тот раз ориентироваться пришлось не на одну мель, а на пять, а также использовать несколько волн. Ну вот, теперь вы знаете все мои тайны. Куда теперь?
— А дядюшка Артур ничего вам не сказал?
— Вы его недооцениваете. Он сообщил мне, что никогда не вмешивается в ваши дела во время... Как это он сказал?.. Ах да, во время проведения полевых операций. Он мне так объяснил: «Я только координирую. Разрабатывает и реализует операции Калверт».
— Иногда его можно выносить,— признался я.
— Если верить тому, что он мне тут рассказал о вас, то это большая честь — сотрудничать с вами.
— Не говоря уже о чести получить четыреста, а может, и восемьсот тысяч фунтов.
— Естественно — даже не говоря об этой чести. Так куда теперь?
— Домой. Если вы сможете его найти.