— Я очень сожалею, Шарлотта,— сказал я,— но все это не имеет смысла. Вы не можете идти туда с нами. Об этом не может быть и речи.
На ней были свитер и черные брюки, специально надетые для ночной эскапады.
— Мы отправляемся не на пикник,— объяснял я.— Вы сами утром говорили, что там не обойдется без стрельбы. Я категорически не желаю, чтобы вас убили.
— Я останусь внизу, Филипп. Я носа не высуну на палубу. Я вас умоляю разрешить мне сопровождать вас!
— Речи нет.
— Но вы же говорили, что сделаете для меня все на свете!
— Чтобы вам помочь — да. Чтобы вас убили — нет, Я не могу допустить, чтобы с вами что-нибудь случилось, Шарлотта.
— Правда? Я так много для вас значу?
Я улыбнулся и кивнул головой.
— Это так важно для вас, Филипп?
Я снова кивнул головой. Она долго смотрела на меня, и в ее глазах я читал вопрос, а ее губы дрожали от непроизнесенных слов. Потом она сделала шаг ко мне, обняла меня за шею и попробовала задушить. По крайней мере, так это понял я своей совершенно разрегулированной от частых встреч с Квинном башкой. На самом деле она прижалась ко мне, как прижимаются к дорогому существу, прощаясь навсегда. Может, она была медиумом, ясновидящей, может, ее глазам явился бедный неподвижный Калверт, плавающий хребтом вверх в темных водах ангара на Дюб Сджэйре? Что ж, я тоже мог легко представить себе эту картинку. Я понемногу начинал задыхаться в ее объятиях и уже собирался отреагировать так, как надлежит реагировать в таких обстоятельствах, но она неожиданно оторвалась от меня, вытолкнула из каюты и закрыла дверь на ключ.
— Наши друзья уже дома,— сказал Тим Хатчинсон.
Мы обошли Дюб Сджэйр g южной стороны и держали курс вдоль южного берега Лох Хаурона. Моторы мы выключили задолго до приближения к маленькой гавани и теперь, пользуясь приливом, достаточно быстро дрейфовали на северо-восток.
— Вы были правы, Калверт,— снова отозвался Тим,—Они собираются удрать, как только взойдет луна,
— Калверт почти всегда бывает прав,— заявил дядюшка Артур, давая таким образом понять, что это он так воспитал Меня.— А что теперь, мой мальчик?
Туман был уже не такой плотный, и видимость увеличилась до ста метров, так что можно было видеть полосу света в форме буквы Т, образованную плохо прилегающими друг к другу створками ангарных ворот.
— Мы уже на месте,— сказал я.— Ширина «Файркрэста» — четыре с половиной метра, ворот — шесть метров. Никаких навигационных знаков на воротах нет. Зато есть прибой скоростью в четыре узла. Мистер Хатчинсон, вы уверены, что мы сумеем ворваться в ангар на скорости, достаточной, чтобы разбить ворота, но недостаточной для того, чтобы разбиться самим о скалы в глубине ангара?
— Есть только один способ проверить это,— ответил Тим и нажал на стартер.
Разогретый мотор включился мгновенно. Шума его почти не было слышно, так как выхлоп уходил под воду. Не ускоряя хода, Тим повернул на юг, потом какое-то время шел на запад, повернул на север и, сунув в рот сигару, дал полный газ. Спичка, поднесенная им к сигаре, осветила спокойное, сосредоточенное лицо...
С минуту ничего не было видно, Хатчинсон слегка свернул на северо-запад, и мы увидели свет в форме буквы Т. Он стремительно приближался к нам. Я взял в левую руку автомат, открыл левую дверь рубки и замер в ожидании, упираясь одной ногой в палубу, другой-— в пол рубки. Дядюшка Артур должен был занять такую же позицию с правой стороны. С напряженными мышцами, слегка согнув колени, мы ждали удара —полная остановка «Файркрэста» должна была произойти более чем резко.
На расстоянии сорока метров от ворот Хатчинсон несколько сбавил скорость и слегка свернул с курса. Буква Т несколько сместилась вправо и оказалась прямо перед нами. Пройдя -метров двадцать, Хатчинсон дал «полный вперед», и «Файркрэст» рванулся к тому месту, где должен был находиться невидимый для нас волнорез. На мгновение мне показалось, что мы взяли, слишком влево и вот-вот разобьемся об этот волнорез, но Хатчинсон внезапно рванул штурвал вправо, и мы скользнули ко входу в гавань, даже не оцарапав драгоценное судно дядюшки Артура. В тот же момент Хатчинсон выключил мотор, а я подумал, что, даже посвятив тренировкам всю оставшуюся жизнь, я не буду способен на такой маневр.
Я предупредил Хатчинсона, что причалы находятся с правой стороны ангара и потому именно там должен находиться катер пиратов. Учитывая это, Хатчинсон направил «Файркрэст» под углом к светящейся щели, а потом резко повернул штурвал влево, чтобы ударить в самую середину ворот. За мгновение до удара он включил двигатель на «полный назад», поскольку наш план вовсе не предусматривал возможность разнести в щепки о заднюю стену ангара сам «Файркрэст».
Наше появление на сцене, если можно так выразиться, оказалось еще более впечатляющим, чем мы предполагали. Мы-то надеялись, что от удара нашего носа лопнет основной засов и ворота откроются посередине. Вместо этого не выдержали петли, и в результате мы вошли внутрь, сопровождаемые страшным грохотом, волоча на себе створки ворот. При этом, естественно, мы порядком потеряли скорость. Передняя мачта, в алюминиевом кожухе которой находилась любимая телескопическая антенна дядюшки Артура, зацепилась за стреху и с отвратительным металлическим скрежетом обломилась прямо над рубкой, в результате чего мы потеряли еще узел. Еще какую-то часть скорости отобрал у нас винт, лопасти которого из всех сил крутились в обратном направлении. И все же у нас хватило скорости, чтобы с грохотом и треском вклиниться между стеной ангара и пиратским катером для подводных работ. И в следующую же секунду нас остановил мощный удар, а ангар заполнили звуки крошащегося дерева. К счастью, их источником оказались висящие у нас на носу ворота, а не корпус «Файркрэста», чего решительно не выдержала бы психика дядюшки Артура. Хатчинсон поставил яхту на небольшую скорость, чтобы удержать ее на месте после удара, и включил мощный прожектор. Не для того чтобы осветить ангар, и без наших стараний хорошо освещенный, а для того чтобы ослепить зрителей. Все это заняло несколько секунд.
Я вышел на палубу с автоматом в руках. Нашим глазам предстало то, что в туристических справочниках назвали бы деловой суетой. Вернее, то, что было ею, до того как наше появление приковало всех к своим местам. Из трюма катера, стоящего у правого борта классического рыбацкого судна длиной метров в двенадцать, на нас завороженно смотрело три пары глаз. На палубе двое держали ящик, а несколько дальше третий уже протянул руки к колыхавшемуся на тросе следующему, да так и застыл. И этот ящик был единственным движущимся в этот момент предметом. Тип, обслуживавший лебедку и весьма смахивавший на мнимого таможенника Томаса, стоял, прижав один рычаг к груди, а другой как бы отпихивая от себя вытянутой застывшей рукой. Вид у него был такой, как будто лава Везувия превратила его в статую еще две тысячи лет назад. Еще двое стояли, склонившись над водой в глубине ангара, прерванные в момент вытягивания наверх большого ящика. Двое водолазов помогали им. Надзирал за работами стоящий слева на платформе капитан Имри. Рядом были и его хозяева— Доллман и Лаворски. Это был великий день реализации их великого дела, и они не хотели потерять ни крошки своей добычи.
Меня лично прежде всего интересовало именно это трио. Я вышел вперед, чтобы увеличить себе зону обстрела и одновременно показать этим господам, что они у меня на мушке.
— Всем троим подойти ближе,— приказал я.— Капитан Имри, сообщите своим людям, что, если кто-нибудь из них шевельнется, я вас убью. Я уже ликвидировал четырех ваших дружков, что мне стоит присоединить к ним еще троих! Тем более что такой негодяй, как вы, Имри, заслуживает смерти, а не пятнадцати лет тюрьмы, как это предусмотрено новыми законами. Надеюсь, вы мне поверите на слово, капитан?
— Верю,— ответил он низким мрачным басом,— Сегодня днем вы убили Квинна.