Когда этот ад наконец кончился, мы спустились в кабину. Если теперь кто-нибудь захочет выяснить, что прикреплено у нас к якорной цепи на глубине сорока метров от поверхности моря, ему придется сначала отыскать стальной скафандр.
Ханслет закрыл двери каюты и задернул иллюминаторы тяжелыми бархатными шторами. Только после этого он включил небольшую настольную лампу, дававшую немного света, по крайней мере не столько, чтобы его можно было заметить снаружи. Нам не стоило демонстрировать, что мы бодрствуем в такое время.
У Ханслета было смуглое, узкое, всегда мрачное лицо с крупным подбородком и густыми бровями. Сейчас оно ничего не выражало и было абсолютно невозмутимо.
— Вам придется купить себе новую рубашку,— сказал он.— У этой слишком тесный воротничок — оставляет следы.
Я перестал вытираться и глянул в зеркало. Даже в этом полумраке моя шея представляла собой печальное зрелище — опухшая, сизая, с четырьмя отвратительными, почти черными синяками в тех местах, где пальцы душителя особенно глубоко впились в мою плоть. Голубой, зеленый, фиолетовый... Великолепная палитра! Похоже, не скоро это все может пройти.
— Он напал сзади,— объяснил я.— Надо же ему рас-страчивать силы на уголовщину, когда, захоти он только, у него не было бы конкурентов среди штангистов ни на каких олимпийских играх! Кроме того, у него слишком тяжелые сапоги.
Я повернул к свету правую ногу. Синяк был покрупнее кулака, и если в нем и отсутствовал хоть один из цветов спектра, то было непросто сразу сориентироваться, какой именно. Посередине этого многоцветного излишества красовалась большая кровоточащая рана, к которой Ханслет приглядывался с большим интересом.
— Если бы не резиновый комбинезон, вы бы уже потеряли всю кровь до последней капли. Будет лучше, если я сделаю вам перевязку.
— Не нужны мне никакие перевязки! Предпочитаю большую порцию виски. А впрочем, вы правы. Лучше остановить кровотечение. Наши гости, наверное, страшно удивились бы, если бы им пришлось бродить тут по щиколотку в крови.
— А вы уверены, что они придут?
— О! Приближаясь к катеру, я был почти уверен, что они уже на борту. Я не знаю, кто эти люди’ там, на «Нантсвилле», но уж точно — не дураки. Они уже наверняка поняли, что я мог добраться до них только на надувной лодке, и наверняка не приняли меня за излишне любопытного местного жителя. Прежде всего потому, что прогулки по палубам стоящих на якорях кораблей не входят в разряд развлечений местных парней. А кроме того, окрестные жители даже в белый день не рискуют выбираться в сторону «Глотки мертвеца», как они это называют, что уж говорить про ночь! Морские карты и навигационные инструкции указывают, что это место крайне редко посещаемо. Впрочем, житель Торбэя никогда не поднялся бы на палубу таким способом, каким это сделал я, никогда- не стал бы вести себя там так, как я, и не покинул бы судно таким способом, как я. А если честно, он вообще не покинул бы его. Разве что мертвый.
— Не сомневаюсь. И что из этого следует?
— Следует из этого, что мы не туземцы. Мы сюда приехали. При этом мы не остановились ни в отеле, ни в каком-нибудь пансионате — в такой дыре, как этот Тор-бэй, слишком легко проследить за каждым. Вывод простой: мы живем на судне. Где оно может быть? На севере от Лох Хаурона? Вряд ли. При ветре в шесть-семь баллов нужно быть сумасшедшим, чтобы находиться там. А значит, судно находится на южном направлении, где-то в канале. Это единственное неглубокое и хорошо защищенное от ветра место на протяжении ближайших шестидесяти километров. В устье канала—-порт Торбэй, а «Нантсвилл» стоит в каких-нибудь восьми километрах от него, у входа в Лох Хаурон. Ну, и где бы вы стали искать меня?
— На судне, стоящем в Торбэе. Какое оружие вам дать?
— Никакого. У вас его тоже не будет. Такие люди, как мы, не могут быть вооружены.
— Верно. Биологи не носят в карманах револьверов. Сотрудники Министерства сельского хозяйства и рыбоводства тоже. Чиновники вообще вне подозрений. Значит, будем валять дурака... Впрочем, шеф вы.
— Я бы предпочел не слышать ничего о своем «шефстве». Готов биться об заклад на любую сумму, что перестану быть шефом в ту минуту, когда закончу свой рассказ обо всем, что произошло, дядюшке Артуру.
— Можете не тратить слов,— Ханслет закончил перевязывать мне ногу.— Ну и как?
Я попробовал сделать несколько шагов.
— Получше. Благодарю, но будет еще лучше, если вы откроете наконец эту бутылку. И пожалуйста, наденьте пижаму или что-нибудь в этом роде. Люди, полностью одетые посреди ночи, способны излишне поразить воображение своих визитеров.
Я изо всех сил тер свою бедную голову полотенцем. Один-единственный мокрый волос на моей голове тоже мог произвести крайне нежелательное впечатление на ожидаемых гостей.
Ханслет налил мне изрядную порцию виски, себе гораздо более скромную и разбавил все это водой. Виски славно пошло, как и всегда, когда его пьешь после длительного нахождения в воде и изнурительной работы веслами, особенно если одновременно ты каждую минуту прощался при этом с жизнью.
— Туда я проник без какого-либо труда,— начал я.— Укрылся за мысом Каррар, дождался ночи и на веслах дошел до островка Богх Нуд. Там я оставил лодку. До корабля я доплыл под водой. Это был «Нантсвилл». Ну естественно, у него было изменено название, и он шел под другим флагом. Но хотя с него сняли одну мачту и перекрасили из белого в черный, я сразу узнал его. Еще немного, и я бы до него вообще не добрался. Пришлось плыть против этого чертова течения. Мне это стоило полчаса каторжного труда. Даже вообразить себе не могу, как это можно было бы сделать во время прилива или отлива.
— Говорят, что это самое скверное место на всем западном побережье. И вообще у шотландских берегов.
— Я бы предпочел, чтобы мне не представилось возможности сравнивать... Минут десять мне пришлось отдыхать, держась за руль, чтобы отдышаться и набраться сил. Только после этого я смог подняться на борт по канату.
— Вы чертовски рисковали.
— Не так уж сильно. Было темно — хоть глаз выколи. А кроме того, я действовал аккуратно, принимая все возможные меры предосторожности, не совершая главной ошибки многих умных людей, которым часто сдается, что они имеют дело с идиотами. Подтянувшись на канате, я заметил две или три фигуры на корме, а вообще там на борту всего человек семь-восемь. Никого из прежней команды я там не увидел.
— И никаких следов?
— Никаких. Не знаю, живы они или уже мертвы... Счастье перестало мне сопутствовать, как только я оказался на судне. Пока я шел к мостику, мимо меня, буквально в двух шагах, кто-то прошел. Я как можно небрежнее махнул рукой и что-то невнятно буркнул. Тот ответил, правда, не знаю что. Я пошел за ним и услышал, как он, спеша, докладывал по телефону, что только что видел какого-то типа из прежней команды, который, похоже, пытается смыться. К сожалению, я не мог заставить его замолчать, поскольку, разговаривая, он не спускал глаз с двери, а в руке у него был пистолет. С этого момента мне следовало спешить, и я бегом отправился на мостик.
— На мостик?! Зная, что вас уже обнаружили?! Калверт, вам следует обратиться к психиатру.
Дядюшка Артур не будет столь деликатен, как вы. Что поделаешь, у меня не было выбора. Кроме того, я был уверен, что эти типы не будут слишком стараться: раз они приняли меня за беглеца из прежней команды «Нантсвилла», значит, считают деморализованным и неопасным. Вот если бы кто-то увидел меня в мокром комбинезоне аквалангиста, тогда, конечно, он бы мгновенно превратил меня в решето. Но это уже неважно. По дороге я встретил еще одного, но он, к счастью, не обратил на меня внимания. Видимо, покинул мостик до объявления тревоги. Я пробрался на переднюю палубу и укрылся за лебедкой. Минут десять продолжался большой переполох, мостик осветили мощными прожекторами. Наконец они отправились на корму, видимо, полагая, что я туда вернулся. Прекрасно! Я проверил все офицерские каюты возле мостика. Они были пусты. В одной из них, похоже, каюте механика, все было перевернуто вверх дном, а на ковре виднелось пятно засохшей крови. В соседней, капитанской, каюте койка была буквально пропитана кровью.