– И ты не чувствовала себя одиноко?
– Чарли, если человек проводит отпуск в одиночку, это еще не означает, что ему одиноко!
– Да, пожалуй, ты права, – подумав, согласился Чарли.
В конце концов, он и сам все дни проводил в одиночестве, но скучно ему никогда не бывало, и тоски он тоже не ощущал. А вот когда он рос в женском обществе, в семье без отца, тогда ему действительно было одиноко.
Они замолчали и некоторое время брели вдоль берега, не произнося ни слова. Чарли думал о своем тяжелом детстве и все больше мрачнел. Мэгги бросала на него мимолетные взгляды, пытаясь угадать его мысли.
А мысли Чарли были обращены в его прошлое, в детство, отрочество, начало взрослой жизни. Сестры Чарли, казалось, не очень-то страдали без внимания отца и вспоминали о нем, только когда в школе устраивали бал, на который принято было приходить вместе с папой. Вместо него девочки приводили на танцы дядю, соседа или, несколько позже, отчима. Арт – так звали отчима – никогда им в этом не отказывал и с удовольствием танцевал традиционный танец отца с дочерью.
В отличие от своих сестер, Деборы, Кэндис и Аниты, Чарли страдал в ту пору вдвойне: как из-за своей фактической безотцовщины, так и в связи с чрезмерной опекой со стороны четырех женщин. Сестры носились с ним, пока он был малышом, и по мере его взросления это все сильнее бесило его. Унаследовав от отца властности склонность командовать, девчонки допекали Чарли не меньше, чем его мамаша.
Особенно остро он воспринял запрет матери заниматься опасными, на ее взгляд, видами спорта: американским футболом, хоккеем и лакроссом. Ему стоило колоссальных усилий отстоять право играть в бейсбол и баскетбол.
Чарли казалось, что отец принял бы его сторону, если бы жил в семье, и не только помог бы своему сыну добиться отмены материнского вето на занятия определенными видами спорта, но и отменил бы многие другие ее необоснованные запреты. Например, запрет учиться вождению автомобиля, когда ему исполнилось шестнадцать лет. Напуганная трагической автокатастрофой, унесшей жизни двух учащихся школы, учеником которой был и Чарли, ее единственный сын, мать долго не давала своего согласия и сдалась только под напором отчима.
– О чем ты думаешь? – взяв Чарли за руку, спросила Мэгги.
– О властолюбивых женщинах, – ответил он.
Она нахмурилась.
– Не обижайся, к тебе это не имеет отношения.
Мэгги вздохнула с облегчением.
– Тогда к кому же?
– Это длинная история. Не будем об этом!
Мэгги хотела было возразить, однако кивнула и круто поменяла тему разговора, чем удивила Чарли, внутренне подготовившегося вступить с ней в долгое и бессмысленное препирательство.
– А любопытно, – сказала Мэгги, – сколько бы народу собралось на этом пляже в этот же час, если бы сейчас был разгар летнего сезона?
Чарли окончательно успокоился. Предаваться воспоминаниям о своем прошлом ему совершенно не хотелось.
Дотошная Лаура, горячая сторонница лечения любых недугов методами психоанализа, готова была до тошноты рассуждать на любую тему. Особенно о прошлом и будущем.
Задолго до их помолвки она в мельчайших деталях растолковала Чарли, что именно и в какой момент свадьбы ему предстояло сделать. Так, например, ему надлежало надеть галстук-бабочку только того цвета, который выберет она. А свой первый супружеский танец они должны были станцевать исключительно под ее любимую мелодию. Чарли же лишался права хоть какого-то выбора как на торжествах, так и на все время их дальнейшего совместного проживания.
Поэтому теперь, по прошествии нескольких месяцев после их разрыва, Чарли искренне радовался тому, что ему не придется отмечать годовщину их бракосочетания. Впрочем, у него не было уверенности в том, что, поженившись, они прожили бы в супружестве даже несколько недель.
Прощаясь с ним, Лаура заявила, что он не создан для роли мужа, поскольку слишком эгоистичен, не привык ни с кем считаться да к тому же неряшлив. А на то, чтобы попытаться хоть как-то изменить его, у нее просто нет времени.
Приятель Чарли по прозвищу Хомяк позже сказал ему, что Лаура связалась с каким-то финансовым воротилой с Уолл-стрит. Чарли совершенно это не удивило. Странным ему показалось только то, что он не ощутил никакой ревности. Боль, которую Лаура ему причинила, уже давно утихла, и теперь он благодарил небеса за то, что их свадьба не состоялась.
– Спасибо, Чарли! – с улыбкой произнесла Мэгги.
– За что? – спросил он, возвращаясь к реальности.
– За все! И за чудную ночь, и за восхитительное утро. Именно этого-то мне и недоставало! Знаешь, ты был прав, время от времени мне действительно следует позволять себе маленькие безумства. В последние месяцы я ограничивала свою жизнь жесткими рамками; совершенно забыв, что женщине дозволено немного пошалить и пофантазировать.
Пораженный тем, что Всезнающая Маргарет О'Маллиган вдруг признала его правоту, Чарли с трудом подавил желание самодовольно расхохотаться. Позволив себе лишь пожать плечами, он сказал:
– Отчего же только иногда? Почему бы не позволять себе маленькие шалости почаще?
– Ты хочешь сказать, что мне нужно стать завсегдатаем игорных заведений в Атлантик-Сити? – Мэгги нахмурилась. – Я в этом не уверена. Боюсь стать чересчур азартным игроком, поскольку по своей натуре я склонна легко обретать пагубные привычки. Не уведи ты меня из казино, я бы проиграла там все деньги.
– Что ж, такое бывает! – Чарли пожал плечами, при этом старательно подавив зевоту.
Мэгги же громко и с удовольствием зевнула.
Только теперь Чарли заметил, что они, описав круг, вернулись на то самое место напротив входа в ресторан, с которого начали прогулку.
Солнце продолжало свое восхождение по небосводу, и Чарли давно пора было отправить на пейджер Адаму команду готовиться к полету домой. Если только…