А потом университет как-то неожиданно закончился.
У Перл были диплом, молодость, красота и полное отсутствие понимания того, что делать со всем этим.
Что делать с самой собой.
Что ей делать дальше…
У нее не было доверительных бесед с родными, чему она хочет посвятить свою жизнь.
У дружков и подруг по кампусу были темы для разговоров покруче и поинтересней – кто с кем, где, сколько раз, ну а потом – кто залетел, кто решился на аборт, кто поженится… Что носить, где выпивать, где лучше провести лето.
Были какие-то тесты по профориентации. Лично для себя Перл не выявила никаких особых склонностей, набрав примерно поровну баллов во всех предполагаемых сферах деятельности.
На этом подготовка Перл к взрослой жизни и закончилась.
Наверное, слишком много душевных сил уходило у Перл на то, чтобы не помнить.
Чтобы в своей голове не возвращаться бесконечно к главной потере в ее жизни. Чтобы не искать выходы из ситуации, которая однажды уже свершилась, и которую нельзя было изменить, даже пройдя через все круги ада.
Эта ситуация сама была адом.
Но Перл даже не осознавала, не отдавала себе отчета в том, сколько жизненных сил уходит у нее на практику «не-воспоминания». Она просто загоняла свою боль так глубоко внутрь, что при желании уже и сама не смогла бы дотянуться. Не смогла бы в полной мере ощутить, что же она чувствует на самом деле. Не смогла бы высказать хоть кому-нибудь все то, что накопилось у нее в душе, весь этот тяжкий груз, что волочился за ней долгие годы.
Никто не был виноват в том, что в последний уик-энд того августа «фольксваген пассат», принадлежавший ее отцу, перевернулся несколько раз и стал последним прибежищем ее семьи, ее обожаемой, горячо любимой семьи.
Перл даже не отдавала себе отчета в том, что подсознательно решила для себя – жизнь на самом деле кончена.
Если бы ей об этом вдруг кто-нибудь сказал, Перл сильно удивилась бы. Но в действительности дела обстояли именно так.
По крайней мере, Перл вела отнюдь не такую жизнь, какую полагалось бы вести девушке ее возраста, ее возможностей, обладающей ее внешними данными, энергией юности и впечатляющим потенциалом.
По большому счету, это жила и существовала не сама Перл – подобный образ жизни скорее подошел бы ее тени. Но сознавал ли это хоть кто-нибудь, имеющий возможность общаться с нею и наблюдать за ней? А Перл даже и не помышляла задуматься о чем-то таком, о своем существовании, о грядущем будущем.
Что же было дальше?
Дальше был месяц почти зряшных размышлений, пассивного отдыха, перебирания вариантов.
Перл все-таки скопила кое-какую сумму. Эта сумма, за которую впоследствии она не раз благодарила небеса, позволила ей просуществовать какое-то время не сказать чтоб безбедно, но на омлет с апельсиновым соком к завтраку хватало.
Омлет меланхолично поедался в затрапезной двухкомнатной квартирке, которую Перл сняла на несколько месяцев, внеся хозяину задаток из остатка денег. Квартирка располагалась неподалеку от центра, и, на удивление, во дворе дома даже наличествовала кое-какая зелень.
Поскольку Перл все равно особо делать было нечего, она постепенно превратила квартирку в маленькое и уютное прибежище одинокой девушки. Она не задумывалась о том, что жилье это всего лишь временное, съемное, и однажды настанет время паковать чемоданы и съезжать, двигаясь дальше по жизни. Нет, она просто вложила в эту пару комнаток с прямоугольной кухней и крошечной ванной всю душу.
Для начала она отмыла полы, отчистила имеющуюся мебель – диван, стулья с мягкими спинками, стеллаж. Отмыла даже полки, на которых за стеклом должны были бы стоять безделушки, а вместо них лежали пачки журналов типа «Пентхаус». Немного поразмыслив, Перл упаковала журналы в большие картонные коробки, аккуратно заклеила скотчем и поставила в пустующую нишу, которую тоже как следует вымыла. Некоторые из вещей хозяина тоже были бережно, но решительно убраны в эту самую нишу.
Дальше Перл покрасила ванную, сменила сиденье с крышкой на унитаз, купила роскошную клеенчатую занавеску для душа и почувствовала себя почти как дома, без боязни ступить своими маленькими белыми ножками с безупречным педикюром на какую-нибудь пыль, грязь, плесень и тому подобное безобразие.