Со мной дело обстояло иначе. Я не потерял веры в практическое значение идей и методов Гурджиева даже в его отсутствие. Я был более чем несвободен: четыреста учеников нуждались в моем руководстве, и для этого я должен был поддерживать жизнь в Кумб Спрингс. Я публично заявил о своей приверженности идеям Гурджиева. В предисловии к «Драматической Вселенной» я высказался о нем как о «гении, которого я без колебаний могу назвать сверхчеловеком». Даже когда моя рука выводила на бумаге эти слова, я сомневался в их уместности, а увидев их напечатанными, спросил себя, не будут ли они неправильно поняты. Теперь, по прошествии двух лет, я не хотел возвращаться к написанному. Если в этой жизни человек может стать сверхчеловеком, в чем я твердо уверен, Гурджиев был именно им. Более того, с течением времени, несомненно, его вклад в переориентацию человеческого понимания в соответствующее наступающей Эпохе, будет признаваться все шире и шире. Если Субуд несовместим с тем, что я привык считать космологией Гурджиева, то Субуд не для меня.
Мадам Успенская в письме приглашала меня во Франклин Фармс на длительное время, чтобы я мог там поработать над книгой. В Кумб Спрингс мне не было покоя. Ум моей жены опять помутился, и, если я был дома, она бродила из комнаты в комнату со своими сопровождающими и звала меня. Ее врач посоветовал мне на время уехать, надеясь, что так скорее пройдет ее беспокойство. В общем она была в хорошей форме, но постепенно теряла зрение из-за катаракты и гемианопсии, вызванной последним кровоизлиянием.
Я беспокоился не только за нее. В то время я взвалил на себя тяжкое бремя, состоявшее из постоянного потока людей, которые хотели получить мой совет касательно их личных проблем, и из десяти, а то и двадцати собраний групп в неделю. Писать в таких условиях не представлялось возможным. Я понимал, что слишком много на себя взял. Если не найдется никого, кто разделит со мной этот груз, цель Кумб Спрингс как духовного центра не будет достигнута.
Я обещал себе, что буду жить и работать в Кумб, пока жива моя жена. После ее смерти я останусь только в том случае, если работа не будет зависеть лично от меня. Я считал, что ни одно духовное движение в наши дни не может быть успешным, если основано на лидерстве одного человека. С помощью лидера можно с легкостью достичь результата, но он может уничтожить и лидера, и ведомых им людей. Я понимал, что в целом человечество еще не созрело для того, чтобы окончательно распрощаться с лидерством, но в своем узком кругу я хотел свести его к минимуму. Это возможно только при безграничном доверии членов общины друг другу, и мне казалось, что те из нас, кто работают и ищут вместе уже много лет, начинают достигать такого взаимного доверия, К сожалению, большим препятствием этому служил мой характер. Я слишком настойчив и поспешен для хорошего члена команды. Поэтому я менял направление от самого жесткого лидерства, то есть диктаторства, до полного отречения от ответственности. Окружающие терялись в догадках. Такие противоречия, вероятно, неизбежны в ходе постепенной трансформации нашей природы, но они вели к сумятице, которую тяжело переживали не только мои товарищи, но и я сам.
Размышляя таким образом, я сел на «Королеву Марию» и отплыл в Соединенные Штаты. Около шести недель я гостил в Мендхеме у мадам Успенской. Мне предоставили полное уединение и возможность работать. Я сам был поражен результатом. За пять недель я написал двенадцать очень трудных глав «Драматической Вселенной».
Во время моего пребывания отмечали седьмую годовщину смерти Гурджиева, 19 октября 1956 года, обычной службой в русском соборе. В этот день мадам Успенская заговорила со мной о Субуде, получив воодушевленный отзыв о нем от Рони Биссинг. Она поинтересовалась моим мнением, я ответил, что никак не могу определиться. Я рассказал ей о том, что говорил Гурджиев о голландской Индии и что я ломаю голову, не есть ли Мохаммед Субух тот самый человек, который должен прийти после него. Она заметила: «С тех пор, как ушел мистер Гурджиев, я все жду того, кто придет. Я все еще жду, но его все нет: возможно, при жизни я его не увижу. «Она задала мне еще несколько вопросов, а потом спросила: «Если придет новый учитель, как Вы узнаете его?» Я ответил, что он принесет что-то совсем новое, и мы узнаем это, потому что подготовлены Гурджиевым. Она явно не была полностью согласна со мной, но не высказала своих мыслей.