Поделившись наблюдениями, мы убедились, что латихан, великолепный способ открытия сердца, никак не действует на волю, поэтому необходимо восстановить нарушенное равновесие. Пару месяцев мы работали группой в сорок-пятьдесят человек так же, как и до появления Субуда. Это дошло до Субудского Братсва в Лондоне; многие были поражены и разочарованы. Паку Субуху полетели письма, в которых говорилось, что я нарушил все правила Субуда. Проводились многочисленные тестирования, подтвердившие, что я потерял свой путь и даже подпал под «влияние Сатаны». Как это уже неоднократно случалось в моей жизни, события были неправильно истолкованы, слухи ширились, пока наконец Пак Субух в Индонезии не убедился, что я объявил себя голосом Субуда на Западе и не признаю его авторитета. Как и прежде, я был отрезан от старых друзей и предоставлен самому себе выяснять, впал ли я в заблуждение или пробудился к новому пониманию.
Несомненно, латихан подарил много чудесного мне и Элизабет. Многие другие люди на моих глазах изменялись к лучшему. Мы стали свободнее, более открытыми и обрели надежду, которой не было до появления Субуда. Я ясно осознавал вред, принесенный ненужным пессимизмом и ограничениями гурджиевских групп. Я больше не мог поверить в пессимистическое кредо, сформулированное Ф. X. Брэдли в предисловии к «Видимости и Реальности» ["Appearance and Reality"]: «Когда все прогнило насквозь, человеку остается только смердеть как тухлая рыба». Я не был согласен и с многочисленными толкователями Гурджиева, по мнению которых, в духе Брэдли, оптимист мог бы сказать: «Это лучший из миров и все в нем — необходимое зло».
Несомненно, я изменился: я мог общаться с источником мудрости вне меня и за пределами моего сознания. По жестокому замыслу Рока я должен был быть отвергнут всеми, кто много для меня сделал. Для меня было ясно, как день, что «тестирования», устраиваемые субудовскими группами в Лондоне и во всем мире, были в значительной степени самообманом и принятием желаемого за действительное. Я наблюдал развитие «Оксфордской группы» под руководством доктора Бачманна, позднее нравоучительно вещавшего об опасностях, окружавших и подстерегавших веру в «руководящий внутренний голос». Я находился в нелепейшем положении, отрицая в других то, к чему привык прислушиваться в себе. Убежденный, что могу общаться со своим сознанием, я тем не менее сомневался в способности других получать послания и указания свыше.
Много месяцев я с напряжением искал разрешения этого противоречия. Подвергая себя намеренному «тестированию», то есть пассивно отдаваясь латихану и задавая особые вопросы, я либо вовсе не получал ответа, либо приходивший ответ был сомнительным. Но, позволив хотя бы легчайшему намеку на желаемый ответ пробраться в мой вопрос, я туг же получал ответ столь туманный и неконкретный, что впасть в самообман становилось проще простого. С другой стороны, не задавая вопросов, а молясь о руководстве, указание, что должно делать, приходило неожиданно и непредсказуемо без латихана, как правило, тогда, когда я и не думал об этом. Эти указания были четкими и часто отличались от моих желаний, так что я не мог сомневаться в их истинности. Постепенно я сформулировал следующие критерии для различения указаний «внутреннего голоса»:
1. Они не должны противоречить здравому смыслу.
2. Они должны быть потрясающими или, по крайней мере, неожиданными.
3. О них не следует просить, кроме как в очень общем виде «просьбы о помощи».
Я также понял, что, принимая руководство со стороны Сознания всерьез, нужно быть готовым следовать ему, куда бы оно ни вело. Оно звучало не как повеление, но как спокойный негромкий голос, который легко смолкал. Он не требовал и не жаловался, но, доверяясь ему, мы вскоре получали его доверие, и он становился все более и более явным в нашем ментальном осознании.