Хасан взял на себя огромную задачу убедить меня в моей значимости. Невозможно повторить все, что он говорил мне, но кое-что я должен упомянуть, поскольку это повлияло на мою жизнь. Одним из результатов этих разговоров стало расширение моих горизонтов и серьезное отношение к тому, что в общем предназначение человека определяется по шкале веков, а не десятилетий. Приняв это, приходится смириться с тем, что в течение ближайших двадцати лет нельзя планировать сколько-нибудь значительного действия. Инерция социальной системы мира не может быть преодолена иначе, как путем ее полного разрушения. Одно из потрясающих утверждений Успенского, высказанных им около 1924 года, состояло в том, что есть реформаторы, предотвращающие перемены путем изобретения безопасных клапанов и высвобождения опасных напряжений. Спешащие изменить мир больше препятствуют реальному прогрессу, чем все консерваторы.
Я уже знал, что истинные изменения приходят вместе с силой идей, но действительно новые действуют очень медленно. Представление о том, что все человеческие жизни одинаково священны, появилось в шестом веке до рождества Христова. Оно проникло во все уголки населенного мира вместе с Буддой, Конфуцием, иудейскими пророками изгнания, Солоном и Пифагором, и в самый центр мира его принес Заратустра. До этих пророков было принято разделение человечества на малочисленную высшую касту и многочисленный пролетариат без прав или значимости. Героическая, или, как я ее называю в «Драматической Вселенной», Гемитеандрическая эпоха, создала города, ремесла и торговые пути, морские и сухопутные, изобрела письменность и сделала большой технический шаг вперед. Но она ничем не помогла тем сотням тысяч, которые преследовались завоевателями с благословения священников и поэтов. Новая идея священности человеческой жизни и прав всех людей искать свое собственное спасение была очень мощной и необходимой человечеству, чтобы избежать катастрофы. Согласитесь, что прошло много веков, прежде чем новые ценности, проистекающие из этой идеи, завоевали всеобщее признание.
Сейчас мы находимся на пороге Новой Эпохи, в которой не будет места неприкрытому индивидуализму. Мир настолько усложнился, а интересы людей так взаимосвязаны, что считаться с другими значит больше, чем считаться с собой. Это центральная идея христианства: «Носите бремя друг друга и таким образом исполните закон Христов» (Павел, Гал. 6:2). В течение двух тысяч лет христианская культура не смогла добиться принятия очевидной и необходимой истины, заключающейся в том, что эгоизм губителен для нас самих и окружающих. Нужно признать, что попытки вызвать у людей «любовь к ближнему» провалились и обречены навсегда. Нужно что-то совсем новое, скорее захватывающее воображение, чем удовлетворяющее интеллект, и это «новое» должно сначала воплотиться в малом масштабе и оправдать себя, прежде чем искать всеобщее признание. Индустриальная революция сформировала общество, для которого земледелие стало устаревшим, а оно, в свою очередь, сделало устаревшим кочевую жизнь. Коммунизм работает только в условиях глубочайшей религиозной веры и дисциплины. История свидетельствует, что не только в России, но и в других странах атеистический коммунизм не работает без грубых репрессий.
Откуда придет новая идея, которая даст людям новые жизненные возможности? В «Драматической Вселенной» я писал, что идея взаимодействия с Высшими Силами — Синергизм — будет главной точкой в наступающем веке. Даже когда я это писал, я не осознавал в полной мере его силы. Я выдвинул идею «тайного управления», состоящего из людей, достигших реальности и поэтому могущих общаться с Демиургическими Силами.
Теперь, в ходе бесед с Хасаном Шушудом и из практикования зикра, я начал понимать, что «Высшие Силы» не могут работать иначе, чем через человека. Синергия — это не кооперация с Демиургической Сущностью, но приобретение демиургического разума. Я понял это давно и в 1960 году во втором томе «Драматической Вселенной» приравнивал Демиургическую Сущность к «высшей природе «человека. Пока я не испытал на практике того, что знал в теории, я не понимал, как работает «внутренний цикл». Я все еще сомневался, может ли подобная «работа» производиться во мне. Хасан убедил меня в справедливости этого факта, говоря об этом словами Итлак Суфизма. Это стало догмой, которую я принял, не примеряя ее на себя, — как это часто бывает с догмами. Только теперь, сорок лет спустя, я освобождаюсь от обусловливания, которому я подвергся в группе Успенского, где постоянно подчеркивалось, что высшие уровни далеки от нас и объективное сознание нас не касается.