Вновь очень серьезно слушал Гурджиев и изучал диаграмму, на которой я обозначил «верхние» и «нижние» уровни существования вне наших пространства и времени. Он сказал: «Ваша догадка верна. Есть высшие измерения, или высшие миры, в которых свободно проявляются высшие человеческие способности. Но в чем смысл их теоретического изучения?» Представьте, вы доказали математически существование пятого измерения, но какая вам от этого польза, пока вы остаетесь здесь?» Он указал на диаграмме сферу нашего обычного пространства и времени. «Оставаясь здесь, вы катитесь вниз. Хотите подняться в мир свободы — сделайте это в настоящей жизни. Иначе, будет слишком поздно».
Он повторил свои слова о кристаллизации тонкого тела и добавил: «Но и этого недостаточно, поскольку это тело также подчиняется материальным законам. Освободиться от законов пространства и времени можно, изменив себя. Такое изменение зависит только от вас, и его нет пользы изучать. Вы можете знать все и оставаться на том же месте. Как человек, изучивший Досконально все о деньгах, бирже, банковских законах, но не имеющий ни гроша. Что ему делать тогда со своими знаниями?»
Внезапно его тон изменился, и он сказал, глядя прямо на меня: «Ты можешь измениться, но предупреждаю — это непросто. Ты все еще считаешь, что можешь делать то, что тебе нравится. Несмотря на изучение свободной воли обусловленности, ты так и не понял, что, оставаясь здесь, ты ничего не можешь сделать. В этой сфере свободы нет. Ни знания, ни вся твоя деятельность не принесут ее тебе. У тебя нет..». Гурджиев не нашел подходящего турецкого слова и употребил слово «varlik», которое приблизительно можно перевести как «качество присутствия». Я подумал, что он имеет в виду опыт отделения от тела.
Ни князь, ни я не поняли, что же хотел выразить Гурджиев. Мне стало грустно, потому что его тон не оставлял сомнений в величайшей важности того, что он говорил. Я начал неубедительно отвечать, что знаю, только знаний мало, но что же еще делать, как не учиться? Он не отвечал и заговорил с князем о храмовых танцах и их значении в изучении древней мудрости. Нас троих он приглашал посмотреть на храмовые танцы, которые демонстрировала группа его учеников, приехавших с ним из Тифлиса.
Мы отвезли Гурджиева обратно в Гранд Ру де Пера. В полночь у него была назначена встреча, что казалось довольно странным. Прощаясь, он повторил свое приглашение в Еменеджи Зокак на следующую субботу.
Князь идти не собирался. На самом деле, он никогда ни под каким предлогом не выходил вечером. Вместе с миссис Бьюмон я пришел в Еменеджи Зокак в 9 часов пополудни, как было условленно. Когда мы вошли, в комнате был только один высокий мужчина в белом костюме с желтым кушаком, который стоял в углу спиной к комнате и медленно наклонял голову вперед и назад. Тут вошли остальные. Все были одеты в белые костюмы. И женщины, и мужчины носили наглухо застегнутые туники, на мужчинах были широкие белые брюки, а на женщинах белые рубашки навыпуск и белые панталоны. Никто не разговаривал и не замечал друг друга. Одни, скрестив ноги, уселись на пол. Другие занялись отработкой различных поз и движений.
В одном конце комнаты стояли стулья, и двое или трое приглашенных вошли и сели. К нашему немалому замешательству, мы увидели Успенского, который, не смотрел по сторонам и, казалось, не узнавал нас. Вскоре вошел Томас де Гартман и сел за пианино. Я и не подозревал, что эти двое связаны с Гурджиевым.
Вскоре пришел и сам Гурджиев. Он был одет в черное. Как только он вошел, исполнители поднялись и построились в шесть линий. На них были кушаки разных цветов, и они выстроились согласно цветам спектра, но почему-то красный был не на своем месте.
Гартман начал играть. Первый танец сопровождала завораживающе медленная мелодия, больше похожая на греческие песнопения, чем на восточные храмовые танцы. Движения были очень простые, как в шведской гимнастике. Каждый танец длился одну-две минуты. Действо становилось все более и более напряженным. Через какое-то время прямота линий была нарушена, и танцовщики образовали сложный замысловатый рисунок. Перед началом очередного танца один из мужчин сказал по-английски: «Следующее упражнение представляет собой Инициацию Жрицы из пещерного храма в Хинду Куш». Оно продолжалось дольше, чем другие, и произвело самое потрясающее впечатление за весь вечер. Партию жрицы, которая была почти неподвижна, вела высокая и очень красивая женщина. Ее лицо выражало полнейшую отрешенность от внешнего мира. Казалось, она не замечает сложных волнообразных движений мужчин и женщин вокруг нее. Прежде я никогда не видел такого прекрасного танца и не слышал столь необычайно волнующей музыки.