Задачей Успенского было разрушение у его слушателей иллюзий, которыми привыкли жить современные цивилизованные люди. Он повторял: «Вы думаете, что знаете, кто вы и что вы; но вы даже не представляете себе, насколько сейчас вы находитесь в рабстве и как вырваться на свободу. Человек ничего не может делать; это машина, ведомая внешними влияниями, но не собственной волей, которая является иллюзией. Он спит. У него нет постоянной личности, которую он может назвать «Я». Он не один, а множество — привычек, склонностей, мотивов, а его ощущение существования не более чем постоянный поток. Можете не верить моим словам, но, наблюдая за собой, вы убедитесь, что это так. Попробуйте помнить свое существование, и вы поймете, что не можете помнить себя даже в течение двух минут. Как может человек, не помнящий, кто он и что он, не знающий, что им движет, полагать, что может что-нибудь делать? Нет. Первое, в чем вы должны убедиться, что все люди, вы и я, не более чем машины. Человек не может направлять ни свою частную жизнь, ни социальную и политическую активность».
Это вызывало жестокое несогласие. Многие были уверены, что война — всего лишь несчастная случайность в общем движении человечества вперед к общему миру и справедливости. Я был потрясен, слыша столь оптимистические заявления. И в частной жизни, и в политике мой опыт свидетельствовал, что никто не может действовать по-своему и знать, что именно он делает. Тезисам Успенского нельзя было возразить перед лицом всего опыта. А люди все еще верили, что человек обладает свободной волей и может быть хозяином своей судьбы.
Возможно, моя интеллектуальная убежденность в правоте Успенского уберегла меня от ощущения разрушительного воздействия его учения, как это произошло с другими, например, с А. Р. Орагом и Морисом Николлом. Не понимал я и тех, кто заявлял, что его анализ был холодным и бессердечным. Я был среди тех, кто изумился, когда А. Е. Уэйт, известный писатель, поднявшись, заявил: «Мистер Успенский, в Вашей системе нет любви» и гордо удалился.
Миссис Бьюмон воспринимала это иначе. Слова Успенского были всего лишь страшной правдой; но, испытав на себе человеческую беспомощность, она хотела бы увидеть выход. Тогда мы проводили вместе не так много времени: она отправилась пожить со свой старой и больной матерью. Мы регулярно встречались на лекциях Успенского, где я уже познакомился с некоторыми учениками, особенно психологами. Будучи в Лондоне, я всего два или три раза видел свою жену. Моя мать познакомилась с миссис Бьюмон, и между двумя женщинами с разницей в возрасте всего шесть лет, тут же образовалась теплая дружба. Моя мать очень гордилась отсутствием у нее дурацких предрассудков и очень любила изящные беседы, восхищавшие всех друзей миссис Бьюмон.
В июле 1921 года мы вернулись в Турцию. Теперь я был вооружен полномочиями посланника, финансовыми гарантиями и контрактом, разработанным Джоном де Кэем, который казался мне справедливым, хотя и не оставлял князьям никакого шанса, если только их права не будут поддержаны каким-то независимым влиятельным лицом. Мы ехали Восточным экспрессом через Сербию и Болгарию. В Софии нас застала всеобщая забастовка, объявленная в Греции. На станциях простаивали десятки поездов, направляющихся в Грецию и Турцию. Мы могли спать в купе, но еды не было.
Чтобы как-то провести время, мы отправились на скачки. Для меня это были первые и последние скачки в жизни. Я было заразился всеобщим напряжением, но во втором заезде миссис Бьюмон, указав на одну из лошадей, сказала: «Выиграет номер такой-то». Так и произошло. В следующем заезде произошло то же самое. Я хотел было сделать ставку в следующий раз, но не имел ни малейшего представления о том, как это делается. Мы вновь наблюдали, как выиграл указанный ею номер. Если я правильно помню, так произошло четыре-пять раз.
Почему-то этот случай убедил меня в том, что азартные игры — неподходящее занятие для человека. И не из-за моральных соображений, а, скорее, из-за скрытой опасности, пренебрегать которой было бы глупо. Приехав в Константинополь, мы обнаружили, что у нас появились конкуренты. За спиной двух или трех наследников маячили горные инженеры. Мы оказались в неприятной ситуации, поскольку наследников необходимо было лишить иллюзии, что их права могут быть с легкостью восстановлены. Увидев, что за честь быть их представителями развернулось целое соревнование, они естественно, воодушевились и начали предъявлять несообразные требования.