Свидетель канона
ПРЕДИСЛОВИЕ
Уважаемый читатель!
Текст "Свидетель канона" очень сильно отличается и от "Алого линкора" и от "Хода кротом". Здесь все сказано другим голосом, на других декорациях, с отличными от прочих интонациями.
Если кто-то ждет продолжения "в том же духе" – здесь он этого не найдет.
Повторяю еще раз: отличия очень велики.
Вы идете дальше на свой страх и риск.
1
Свидетель канона
За холмами выходят в море
серебристые корабли.
И пускай фонари
светят ярче далеких звезд,
фонари все погаснут,
а звезды будут светить.
Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?
Сходил, называется, за хлебушком – принес полну жопу огурцов.
Зато голова не шатается.
Нет головы – нечему шататься.
Шатаются светила над снастями. Луна катится по небу, как ей и положено. Мигают звезды. Океан выдыхает. Ну, или вдыхает, разберешься тут.
Значит, на семигранную гайку губу раскатал?
Как у взрослых, да?
Чебурашку тебе на флаг!
Че-бу-раш-ку!
Который у японцев называется умилительно "Тебу-тян".
Чебурашку на гимн, герб, гонфалон и на все остальные места тоже.
Орогенитально, перорально, терморектально и транскраниально.
Чебурашка – первый из попаданцев, спасителей СССР. Неважно, что он из ящика с апельсинами, плевать, что из Африки. Мы не расисты.
А важно, что при Чебурашке все свойства нашего брата. Полный набор.
Глазки-прожекторы: все вижу! И гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье.
Ушки-локаторы: все слышу. Ни комару не проползти, ни змее не пролететь.
Голова – во! Куда там Бриану! Вот Чебурашка – это голова. В зеркало не пролезает!
Нету разве что ноутбука. Дорогая игрушка, откуда она у апельсинорожденного.
А ведь сегодня распоследние негры в Гарлеме знают: какой же ты попаданец без ноутбука?
Дальше понятно: строили мы, строили, и, наконец, построили!
Абдулла, паджигай!
Конечно, недовольных много. Тут уже, понимаешь, губу раскатали – как пойдут сейчас наши космические корабли бороздить просторы Большого Театра… Уже и театр гипсовыми амурами облепили, уже и в буфете перед началом выпили, уже и места все позаняли согласно купленным билетам.
Осталась ерунда ерундовая, мелочь мелкая – сами корабли.
А ручки-то вот они…
Попаданство – удел безруких.
– … Безрукий танцует, безногий поет. Один лишь убитый на бой не идет!
За мысом повернули к югу. Потянул ветер – не так, чтобы крепкий, но весла убрать позволил. Подняли красный шерстяной парус, подаренный осенью за усмирение врагов конунга в Хроллауге. Подняли, вынесли нижние углы паруса на реях как можно шире, намотали звенящие канаты на утки – выдохнули.
Руна Эйваз означает реку, либо верховую езду, либо хождение под парусом. И требует простого: доверия к мощной чужой силе, с которой ты попутчик на краткое время.
Люди Гуннара Гуннлауга умели доверять морю, да и кормщик стоял на рулевом весле не первый год. Под парусом бежалось легко, и сам Гуннар Змеиный Язык, Гуннар Плохой Скальд сейчас перебирал слова для собственного удовольствия, не заботясь о ритме, дыхании да спинах гребцов.
– Может, иначе? – бормотал скальд в густую русую бороду. – Скажем, так: немой в силах драться, безрукий – пасти… Лишь только убитый в бою бесполезен…
Повертел в руках навощенную табличку, вздохнул:
– Не то. Все не то, не звучит.
– Парус! – крикнул с носа мальчишка Олав, сын Харальда-кормщика. Первый поход, и только-только вышли на просторы Лебединой Дороги. Конечно, мальчишка переселился на нос, там же место героев!
Да и глаза молодые, острые. Вот – углядел.
– Парус направо… С моря идет навстречу нам! Низко сидит, щиты воду режут. Груженый, верно!
Кормщик поглядел на вождя из-под седых бровей; Гуннлауг молча прикрыл веки. Никаких приказов не требовалось, каждый и так знал, что делать. Кто потянул канаты, присобирая не успевший промокнуть парус, кто достал из-под палубы смазаное оружие. Кормщик почти незаметно для неопытного взгляда налег на правило – и "длинный корабль" повернул мористее, чуть вправо, поближе к пузатому кнорру… Тоже, кстати, под багрово-белым парусом северных земель.
Из рук в руки поплыли мечи, шлемы, кольчуги. Вот уже Гейр с Ульвом развернули кожаные саадаки, вынули драгоценные луки: степные, дважды выгнутые, четырежды клееные. Вот люди освободили место у мачты, и вот стрелки, изо всех сил налегая на плечи луков, поставили на каждый тетиву крученую, вощеную, в новом храме освященную. Глядя на крестящихся стрелков, молитвы забормотали все прочие. Сперва Молодому Христу – ведь все они честно приняли белую веру, как велел еще прадедам конунг Олав Харалдсон, прозванный за то Святым. После капнули крови Старым – кто Тюру-мечнику, кто Тору-воину, кто Ульву-стрелку, а кто и самому Одноглазому. Больше богов – больше защита!