Томас поморщился:
– Если ты и прав, о достойный водитель хулков пустыни, то что дальше?
– Дальше то, что здешние жители служат Аламуту, и никто из них тебе не поможет, а разгадали тебя давно и не схватили потому только, что ждут появления сообщников.
Томас горько засмеялся. А нету сообщников! Ждите, пока святой Томас выпустит жаворонка из рая!
– Подай нам чаю и шербета, – велел между тем чагатаец. – Уважаемый помощник моего досточтимого покупателя долго ждал меня, недостойного, с товаром, я должен загладить вину свою!
Чайханщик поклонился и побежал за занавеси.
– Так мы усыпим подозрения на несколько дней, – чагатаец почесал выбритый подбородок. – Но слушай меня, молодой ференг. В твоей земле не принято ходить вокруг да около, и мне известен ваш обычай, так что скажу прямо. Ты храбр уже потому, что добрался сюда от вашей Англии. Ты молод, здоров и силен. А мне нужна помощь в некоем деле, о котором я не могу просить правоверного.
Томас положил руку на грудь: вифлеемский крестик засветился! Слабым-слабым светом.
Если это не знак, то что? Ловушка властителей Аламута?
Ну да, целый караван ради одного мальчишки-ференга! Еще бы!
Чагатаец поглядел на затрепанную рубаху Томаса, вздохнул и вытащил из-за пазухи на цепочке свою подвеску с полумесяцем.
Полумесяц светился; чагатаец укрыл его в сложенных ковшиком ладонях.
– Ты просил твоего Ису о ниспослании знака. Утром я о том же просил Пророка, – чагатаец заговорил совсем тихо, но теперь это никого не насторожило. Видно же, торгуются люди!
Люди сидят на холодной глине у врат крепости.
Людей немного.
Уйти можно когда угодно.
Томас – четвертый слева во втором ряду.
Из двух сотен впустят разве что пятерых.
Нужно терпеть. Терпеть насмешки, пинки, мусор и объедки, вышвыриваемые из крепости настоящими фидаинами, незримыми клинками Аламута. Терпеть полуденную жару, ночной холод. А еще здесь, в горах у Мазандерана, всего лишь за перевалом от моря Хвалисского, случаются и промозглые дожди.
Благодаря им щедро плодоносит маленькая долина.
Благодаря им вчера ушли еще трое: доконал кашель.
Томасу известно, на что надеются оставшиеся, ради чего терпят позор и холод, волчью хватку голода и молот палящего солнца.
Пророк сказал: "Рай находится в тени сабель."
Секрет Аламута прост: здесь вход в рай.
Нужно терпеть. Нужно усыпить ум, оставить одно лишь дыхание. Сжать в руке крестик. Томас не правоверный и не обрезан. Так неужели незримым клинкам Аламута не пригодится лазутчик, даже без одежды неотличимый от франка?
Томас молчит и повторяет про себя стихи седого араба. Чагатаец не пожалел времени на объяснения, перевел и стихи.
… Друг мой Бишр, я враг оружья! Ненавистник я войны. Развлеченья да пирушки, вот чем помыслы полны…
"В нашей земле," – сказал тогда чагатаец, – "нет знати, нет господ, нет налога. Правители нашей земли выбраны всеми людьми Самарканда на общем сходе."
Томас, помнится, изумился здорово. Тут чайханщик подал им сладкий шербет и горячий чай, райской ласкою пролившийся на иссохшую пустошь Томасова желудка… Вот сейчас, на холодной глине, перед входом в Аламут – зачем же он это вспомнил? Нет, скорей стихи араба, перебить урчание голодного брюха! Как там дальше:
… Для меня что налокотник, что нагрудная броня… Ваши шлемы, скачки, кони – это все не для меня!…
Чагатаец рассказал: первый из трех выборных правителей восставшего Самарканда – ученик духовной школы, по-здешнему "медресе", и звать его Мавлан. Второй – всего лишь старшина цеха трепальщиков хлопка, отнюдь не высокорожденный и не богом данный потомок владык. Звать его Абу Бакр Калави.
А третий вовсе стрелок из лука Хурдак Бухари. Бухарец, значит.
И ничего, правят! Отбили нападание монголов.
… Увидав, что из пустыни бунтарей летит отряд, мигом я, коня пришпорив, погоню его назад. И, когда людей в атаку вы готовитесь вести, об одном лишь помышляю – как бы ноги унести!…
Томас хихикнул: стихи забавно расходились с воспоминаниями.
Сосед по шеренге покосился на него с удивлением:
– Эй, ференг! Я думал, ты уйдешь раньше всех.
Томас улыбнулся ему и не ответил.
– Ференг! Я здесь во имя Пророка и ради рая. Во имя чего же здесь ты? Разве в мире что-то есть превыше Аллаха? Ференг! Нет бога, кроме Аллаха! Слышишь! Нет бога, кроме Аллаха! Нет! Бога! Кроме!