Оказалось, что мессир Томазо уехал по делам, и дома был только его сын, Джанни. Юноша вошел в комнату – и Кассио поразился его своеобразной красоте. Он был строен и грациозен, но матовое смуглое лицо его было совершенно бесстрастно, темные глаза потаенно блестели из-под узких бровей. Насколько соотечественники Кассио любили бурно выражать свои чувства, настолько же кочевники-каджасы были сдержанны в выражении эмоций. Словно не человек, а каменная статуя вошла в комнату и уселась напротив монаха, скромно потупив взгляд.
Чтобы его разговорить, Кассио задал ему несколько вопросов о торговых делах, на которые Джанни отвечал быстро и толково. Да, он помогает отцу в делах. Да, вчера он все утро провел в лавке, слуги могут это подтвердить. Да, иногда у его отца с мессиром Аваро были… разногласия.
Юноша занервничал. Тонкие смуглые пальцы нервно разглаживали вышивку на скатерти. Вышивка бисером, вспомнил Кассио, – традиционное искусство каджасов. Скатерть была очень изысканной. Плавные линии разных цветов переплетались, образуя гармоничные сочетания. Ткань кое-где обтрепалась, но было видно, что ее берегли. Стелили не каждый день. Не удивительно, такая работа должна была занять несколько месяцев, а то и лет.
– Очень красиво! – искренне восхитился Кассио. – Чья это работа?
Этот невинный вопрос почему-то привел юношу в смущение:
– Это… это мамино, – ответил он, вспыхнув.
«Надеюсь, я не оскорбил его своим вопросом!» – с запоздалым сожалением подумал монах. Так легко можно попасть впросак, не зная чужих обычаев!
– В последнее время отец с Аваро больше не ссорились, – горячо сказал Джанни. – Мессир Аваро увлекся новой затеей: они вместе с синьором Контуччи собирались снарядить торговый корабль. Джакомо Контуччи – бывший моряк.
– Это интересно, – оживился Кассио. – Когда корабль должен был отплыть? И куда?
– Увы, мне это неизвестно, – юноша снова опустил взгляд, так что тень от густых ресниц полукружьями легла на щеки. – Об этом лучше спросить у синьора Контуччи. Я знаю только, что корабль называется "Крылатый змей".
В передней послышался шум, и в комнату стремительно вошла женщина – невысокая, темноволосая, в скромном платье без всяких украшений. Лицо ее, заметил Кассио, было бледным и изможденным на вид, глаза лихорадочно блестели. Юноша при ее появлении сразу поднялся:
– Донна Нерисса Зервас, – представил он ее.
– А вы, должно быть, тот монах, у которого есть дело к моему мужу, – с ходу заявила женщина.
– Я уже узнал все, что хотел, у вашего сына, синьора, – улыбнулся Кассио. – Как чудесно, должно быть, иметь такого помощника в делах!
Он хотел лишь ободрить ее. Донна Нерисса казалась совершенно больной, и ему стало ее жаль. Но в ответ на его слова она побледнела еще больше. Кассио счел за лучшее поскорее распрощаться. От семьи Зервас у него осталось странное, противоречивое впечатление. Ему были симпатичны оба, мать и сын, и вместе с тем чувствовалось в их доме какое-то мучительное напряжение, ежеминутно готовое взорваться.
А еще его очень заинтересовал коричневый мужской плащ, висевший в передней.
***
Виттория Аньезе, патрицианка. Утром я была в церкви, но моя служанка видела посетителя, заходившего к Аваро, когда брала воду в колодце. Это был высокий, крепкий мужчина в темном плаще. Полагаю, он был хорош собой, раз она не смогла даже запомнить цвет его плаща. Впрочем, об этом вам лучше расспросить ее саму.
Оливьеро делла Костра, золотых дел мастер. Да, это я его нашел. Ужасное зрелище! Нет, я не видел, чтобы туда кто-то входил. Лавка вообще была закрыта! Часом раньше я заходил к Аваро, чтобы забрать заказанные инструменты, и наткнулся на запертую дверь. У некоторых людей очень странная манера вести дела! Я так и сказал синьоре Порчелли, когда встретил ее на площади. Нет, она была одна.
Мария Контарини, патрицианка. Я всегда считала, что с Джанни что-то не в порядке. Слишком он тих и послушен. Когда мужчина так хорош, где-то должна быть червоточина. Кроме того, он каджасец, а эти южане все странные.
***
За месяц до дня святого Фортунатоса
Карло Аваро нашел приора в скриптории, где тот проверял работу переписчиков и любовался чудесными миниатюрами, нарисованными братом Иеронимом. Скрипторий был предметом особой гордости Северина, который немало способствовал его процветанию, привлекая в обитель монахов, искусных рисовании и письме. И теперь приор не мог удержаться от того, чтобы похвастать перед торговцем, демонстрируя ему свежую копию «Книги тайн Ладзаро Великого» и Псалтирь с великолепно исполненными буквицами, сверкающими яркими красками.
Мессир Аваро послушно смотрел, ахал и восхищался:
– Поистине, – воскликнул он, – здешняя библиотека – это ковчег знаний, плывущий по волнам времени!
– Кстати, – спохватился приор, – перевод той благочестивой поэмы, который вы заказывали, уже готов.
Он сделал знак одному из братьев, и тот принес небольшой, аккуратно переплетенный томик.
– Чудесно, я так мечтал ее получить! – расцвел Аваро, но радость сразу же увяла на его лице. – К сожалению, должен признаться, что не располагаю сейчас нужными средствами, увы…
– Мы будем рады преподнести вам подарок, – улыбнулся приор. Глаза его странно блеснули. – Я знаю, что вы любитель хороших книг.
– О, это слишком! Вы слишком великодушны… Разумеется, я отдам вам долг через некоторое время. Нет-нет, не возражайте, пожалуйста, иначе я откажусь.
Приор, не переставая улыбаться, потихоньку продвигался к дверям, поневоле увлекая за собой Аваро, смущенного и преисполненного благодарности. Тот продолжал болтать на ходу, крепко сжимая в руках обретенную книгу:
– Кстати, о благочестии. Не далее как вчера мессир Кривелли выразил беспокойство, что среди нашей паствы затесались три черные овцы. Трое язычников! Я был возмущен. Как он мог усомниться в действиях аббата Беллини, столь твердо стоящего в Истине, что нам всем нечего и надеяться когда-нибудь достигнуть такого совершенства! Я заявил ему, что крещение наверняка состоится в положенное время, и мессиру Кривелли незачем совать свой длинный нос в эти дела. Да, так я ему и сказал. Кстати, как себя чувствует Паулино?
– Благодарю вас, вполне здоров, – ответил приор, вежливо выпроваживая настырного гостя за каменную арку. Но когда ворота обители, наконец, закрылись за Аваро, приторная улыбка на лице Северина растаяла, а брови озабоченно сдвинулись. «С этим нужно что-то делать», – подумал он.
***
Бенвенуто Гварньери, горожанин. Джанни? Слишком уж он робок, на мой взгляд. Неделю назад я видел их с этим молодым послушником, Паоло: Джанни чуть не плакал, а Паоло его утешал. Ну, что обычно говорят в таких случаях: «Потерпи, скоро все образуется». Да, сегодня только и слышно, что о пророческом даре Паоло! Если бы он мне обещал, что все образуется, я спокойно улегся бы спать, ни на миг не сомневаясь в благополучном исходе своих дел!
«Лучше бы Паоло не бросался такими обещаниями», – мрачно подумал Кассио.
***
Встреча с Джанни Зервасом навела Кассио на некоторые мысли. Название корабля – «Крылатый змей» – напомнило ему о пророчестве. «Как станет прахом ложная личина…». Что если речь шла вовсе не о зеркале? Заметив уютно освещенное окно таверны на виа Граччиа, Кассио решительно направился туда. Что ему действительно нужно – найти доброго собеседника, который знал бы в городе всех и каждого, и был бы не прочь поговорить по душам. Кассио хотел расспросить об Аваро. Пока что у него сложилось впечатление, что торговец был добродушным человеком, не лишенным тщеславия, но пользующимся уважением и любовью горожан. Судя по всему, он был нерасчетлив, однако крайне щепетильно относился к своим долгам. Но что если первое впечатление было ошибочным?