— Нет, бежать дальше, — решил Ермолай. Новый поворот — и впереди за деревьями Серов увидел двух пограничников на лыжах, а перед ними человека в штатской одежде.
— Мой! — обрадованно крикнул Ермолай, подбегая к пограничникам. Те оглянулись. Беглец стоял спиной. Берданка висела у него за плечами.
— Мой! — повторил Серов. — Я его гнал от старых дубов.
— Ого! Ты отмерил километров семнадцать, — рассмеялся один из пограничников.
— Только мы его тебе не отдадим, — шутливо добавил другой, — ты забежал на участок заставы «Чёрная падь».
— Ну, ладно, не важно, кто задержал, важно, что поймали, — опуская винтовку, сказал Ермолай. — Почему вы не разоружили нарушителя границы?
— А с чего ты взял, что это нарушитель?— усмехнулся высокий боец.
Лыжник обернулся, и Ермолай опешил.
— Крутов!
— Серов! — воскликнул лыжник в штатском. — Товарищ Серов!
Вот так-так! Выходит, он принял охотника за нарушителя. Охотник был знакомым парнем из Зайчихи.
— Получай, растеряха, — протянул Ермолай Крутову найденную в тайге рукавичку.
— Зачем она мне? — недоумённо возразил Крутов, показывая руку в мягких шерстяных варежках.
— Не твоя? — удивился было Ермолай и тотчас протянул рукавицу пограничникам:
— Поищите-ка в лесу хозяина... Начальника известите...
— Понятно, — ответили пограничники и быстро повернули к лесу.
— Он идёт финским шагом! — крикнул им вдогонку Серов.
Настроение у Ермолая было сквернейшее: гонял, гонял по лесу и всё зря — врагу удалось скрыться, уж он теперь далеко, наверно. А куда он бежал? Пожалуй, к железной дороге... Подумав и решив что-то, Ермолай обернулся к охотнику.
— Поезд скоро будет?
— В пятнадцать часов, местный. Не поспеешь! — ответил тот.
— Поспею! — уже на бегу крикнул Ермолай. До разъезда было километра полтора. Когда Серов добежал, поезд уже тронулся.
Лязгая буферами, он проходил стрелку. Серов прыгнул на подножку последнего вагона.
Переходя из вагона в вагон, Ермолай внешне самым безразличным взглядом осматривал пассажиров и, наконец, сел на одну из скамеек.
С поездом местного сообщения ездили крестьяне из соседних деревень и рабочие лесопунктов и тракторных баз. С этим поездом можно было доехать и до родного села Ермолая.
Серов притворно зевнул, прикрыв рот ладонью, и снова, казалось, совершенно безразличным взглядом окинул спящих соседей. Вот два железнодорожника. Вот, повидимому, агроном, с чемоданом под локтем. Рядом сидит какой-то старичок. Видно, он тоже сел на разъезде: до сих пор не отогрелся, все ещё кутается. По другую сторону сидела женщина. Она дремала, обхватив руками большой узел, и то и дело охала во сне. Напротив расположились трое лесорубов с топорами и пилами. Прислонившись друг к другу, они, словно по команде, храпели на весь вагон. Вскоре уснул и старик, зябко поеживаясь и пряча кисти рук в рукава короткого полушубка.
Серов, опершись локтем на корзину соседа, стал присматриваться к лесорубам. От толчка вагона корзина сдвинулась. Старик испуганно раскрыл глаза, но увидев рядом пограничника, весело улыбнулся. Старичок был юркий, с короткой бородой клином.
— Я думал, граблют, — ухмыльнулся он и, заметив взгляд Серова, обращенный в сторону лесорубов, полюбопытствовал:
— Или знакомые?
Ермолай не ответил.
— Понятно, — продолжал говорливый сосед. — Присматриваешься, что за народ. Сам, небось, с «Чёрной пади»?
Ермолай промолчал.
— Военная тайна! — добродушно согласился старик и, увидав, что пограничник не расположен к разговорам, вновь прикорнул на корзине.
По вагону прошёл проводник, громко назвал станцию.
Засуетились пассажиры. Вновь проснулся старик.
Встали и направились к выходу лесорубы. Ермолай неловко повернулся и столкнул со скамьи корзину старика. Из корзины на пол вывалилось несколько консервных банок.
Старик, нагнувшись, стал собирать банки.
— Прошу прощенья, — извинился Ермолай и начал помогать старику.
— Прости, дед.
— Подумаешь, беда! — добродушно ответил старик.
Но женщина не утерпела:
— Ох, чтоб тебе, неловкий какой!
— Ну, чего ты его донимаешь! Небось, не ваза упала, — пристыдил старик. — Они, бабы, все такие, — умиротворяюще сказал он Ермолаю.
Утихомирились пассажиры. Задремали. Как будто задремал и Ермолай. Не мог заснуть только старик. Он перевёртывался с боку на бок, поёживался, что-то шептал.
Опять засвистел паровоз. Опять заспешили к выходу те, кому следовало выходить.
— Большая Протока! — объявил кондуктор. Засуетился и старичок.
— Прощай, сынок, — сказал он Серову.
— Мне тоже выходить, — ответил Ермолай.
Поезд остановился на маленькой станции. Медленно вылез из вагона старик, пригибаясь под тяжестью корзины. Вслед за ним спрыгнул Ермолай, помог старику закрепить ношу за спиной.
— Спасибо тебе. Прощай! — буркнул старичок.
— Не на чем. До свиданья!
Старик пошёл мимо станции влево. Ермолай вправо. Зайдя за угол, он быстро обогнул дом, выглянул. Старик, засунув руки в карманы, быстро направлялся к тайге.
Выждав, когда старик останется один, Ермолай догнал его.
— Вместе? — удивился тот.
— Идите за мною! — односложно приказал Ермолай...
Когда они пришли на заставу, старик вытащил паспорт и быстро заговорил, обращаясь к Яковлеву:
— Товарищ начальник, что же это такое? За что меня задерживают? Кто дал такое право?
Ермолай вынул из корзинки старика две банки и протянул их лейтенанту.
Яковлев взял банки. Одна из них была значительно легче.
Всего из семи запаянных консервных банок было извлечено иностранной валюты на тридцать шесть тысяч рублей...
Через час по телефону позвонил комендант участка Иванов. С заставы «Чёрная падь» сообщили, что лыжня нарушителя привела от границы к разъезду. Лыжи брошены, найдена и вторая рукавичка. Судя по всему, нарушитель уехал с пятнадцатичасовым поездом...
— Он уже задержан,— перебил Яковлев,— Серов и задержал. Да, да, он опознал нарушителя в поезде. Контрабандист-валютчик. Под старичка замаскировался...
6. КОМАРЫ
Ермолай Серов, Мефодий Лифанов и Никифор Кныш лежали на берегу Уссури в зарослях ивняка.
Утро наступило тихое, над рекой медленно поднимался туман. С безымянного острова доносился шум драки, затеянной голубыми сороками; стремительно носились стрижи, оглашая воздух дружным пронзительным визгом, где-то плескался сазан.
Заросли хорошо скрывали трёх пограничников, а им с обрыва были видны и берег, и река от начала излучины до мыса, за который спускалась побледневшая луна.
В голубоватом свете отчётливо выделялись узкие листья ивы и стебли осоки. Звенели комары. Зелёные фуражки и чёрные голенища сапог превратились в серые от комариных крыльев. Шея, уши, лицо и руки покраснели и покрылись волдырями. В такое время таёжные жители не выходят из домов без дымокура или густой сетки, одетой на голову. Как ни скверно бывает мокнуть под дождём, но Серов и его товарищи мечтали о дожде. Только ветер или ливень могли бы согнать комариные полчища. Но деревья были недвижимы, а чистое июньское небо не обещало ни капли влаги.
Ермолай задумался, как вдруг Кныш резко дёрнул его за рукав и кивком головы показал на берег. Серов глянул и обомлел. На берегу стоял огромный тигр. Он мягко соскользнул, словно съехал с обрыва, подошёл к воде и, по-кошачьи подобрав лапы, стал жадно лакать. На боках зверя виднелись тёмные пятна крови, и Серов догадался о причине рёва, который был слышен часа три тому назад. Повидимому, хищнику, вышедшему на ночную охоту, попался старый кабан, храбро вступивший в неравную схватку и разодравший клыками шкуру могучего противника. Зализав раны и насытившись, тигр захотел пить. Острая жажда привела его к Уссури, хотя обычно тигры ходили на водопой к дальней протоке.
За полтора года, проведённые на заставе, Ермолай часто видел громадные тигровые следы, но самого зверя ему довелось встречать всего два раза.