Свидетель защиты
СВИДЕТЕЛЬ ЗАЩИТЫ[1]
1
Андрей Аверьянович Петров нажал кнопку выключателя, и под пластмассовым абажуром загорелась лампочка, ярко и ровно осветив стол. И без того тусклый дневной свет за окном вовсе померк. Часы показывали половину шестого, а на дворе уже смеркалось.
«Еще одно лето пролетело», — не без грусти подумал Андрей Аверьянович. Он откинулся на спинку стула, прикрыл уставшие глаза. В комнате было тихо — посетители разошлись. На улице прошелестел шинами троллейбус, и Андрею Аверьяновичу показалось, что это шелестит дождь, и захотелось, надев плащ, надвинув поглубже шляпу, пойти по мокрым улицам, ни о чем не думая, просто так идти, смотреть, как отражаются в мокром асфальте голые ветви деревьев, как по опрокинутому небу бегут под ноги осенние тучи.
Открыв глаза, Андрей Аверьянович увидел стол с раскрытой папкой, с настольной авторучкой, нацеленной, как ракета, в потолок, и решил, что на сегодня хватит. И стол, и папка, и эта длиннохвостая ручка вызывали неприязнь, надо от них отдохнуть.
Когда он запирал стол, дверь отворилась, и вошел мужчина в темном плаще и серой шляпе.
— Не надеялся застать, — сказал он, протягивая Петрову руку, — однако застал. Удача.
— Садитесь, — Андрей Аверьянович указал на стул, сам сел на прежнее место. — Давненько мы с вами не виделись.
— Давненько, — согласился посетитель. — Школа, она, знаете ли, времени оставляет мало.
С Николаем Ивановичем Костыриным Петров прожил две недели в доме отдыха. Вместе купались, ходили в горы, играли в шахматы. Несколько раз перед ужином пропустили по сто граммов коньячку. Потом встречались на улице, трясли друг другу руки и высказывали горячее желание «собраться и посидеть», но так ни разу не собрались и не посидели. И сейчас Костырин явился не за тем, чтобы поддержать знакомство, а по делу, это уж Андрей Аверьянович чуял адвокатским своим нюхом.
Для приличия поговорив с минуту о погоде, вспомнив, как им хорошо отдыхалось у моря, Костырин сказал:
— А ведь я к вам с просьбой.
— Рад служить, — без особого восторга ответил Андрей Аверьянович.
— Работает в нашей школе учительница, Вера Сергеевна Седых, — начал Костырин, — знающий математик, отличный человек. Семья у нее хорошая: муж — инженер, начальник цеха на станкостроительном, двое сыновей — старшему девятнадцать, младшему семнадцать. Благополучная семья. И вдруг — на тебе, как снег на голову — младшего арестовали: ограбил старушку. Вежливый такой мальчик, симпатичный и — ограбил старушку. Наваждение какое-то. Никто не хотел верить, но, увы, улики неопровержимые, мальчик признался — да, ограбил.
— Следствие закончено? — спросил Андрей Аверьянович.
— Закончено. Предстоит суд, и я от имени Веры Сергеевны пришел просить вас взять это дело…
— Но у обвиняемого уже есть адвокат. Вы сказали, что ему семнадцать, то есть он несовершеннолетний, а в таких случаях обвинение предъявляется в присутствии адвоката.
— Совершенно верно, адвокат есть, но его назначили, он к этому делу равнодушен…
— Что значит, равнодушен?
— Извините, может быть, я употребил не то слово…
— Дело не в словах, — возразил Андрей Аверьянович. — Вы же знаете, что мы не защищаем обвиняемого от закона, то есть не выгораживаем его. Мы защищаем его интересы, его право на объективное разбирательство дела. По идее и по духу наших законов адвокат обязан помочь суду установить истину, не упустив ничего, а вовсе не обелять преступника. В данном случае дело, видимо, совершенно ясное, и участие адвоката носит характер формальный, что ли.
— Вот-вот, — подхватил Костырин, — вы нашли нужное слово: формальный. А матери — и я ее очень понимаю — хочется, чтобы адвокат был человеком заинтересованным, болеющим ее болью.
— Но я… — начал Андрей Аверьянович.
— Вы близко к сердцу принимаете все, что делаете, я же знаю…
— Есть и профессиональная этика, — теперь уже Андрей Аверьянович перебил собеседника.
— Понимаю. Хорошо понимаю. Пусть это вас не беспокоит.. Вера Сергеевна все уладит сама. — Видя, что Андрей Аверьянович вновь собирается возражать, Костырин поднял ладонь, прося не перебивать его. — Вас я прошу сейчас только об одном: выслушайте Веру Сергеевну. Если и не возьметесь за это дело, то дадите ей добрей совет. Для нее и это сейчас важно. Больной лечится в своей поликлинике и не испытывает облегчения, но стоит ему попасть на прием к известному врачу, как он уже чувствует себя лучше. Психологический момент, самовнушение. Вы известный в городе адвокат. Вера Сергеевна о вас слышала, и ей кажется, что вы, если уж и не исцелите, то принесете облегчение.
1
В основе этой повести одна из защитительных речей ленинградского адвоката Я. С. Киселева.