Вера Сергеевна отвечала с достоинством, немногословно. Нет, не потакали родители дурным наклонностям сына. Да и не проявлялось у Олега дурных наклонностей.
Обвинитель спросил, знала ли мать, с кем общается ее сын на улице, бывала ли она в школе, где он учится. При этом подчеркнул, что она — педагог, то есть человек, чья профессия — воспитание детей.
Вера Сергеевна сказала, что знала, с кем дружит сын, в школе бывала, но все это, увы, не уберегло Олега. Да, она педагог, но не может ответить на вопрос, как ее сын попал на скамью подсудимых, и надеется, что здесь, в суде, до этого ответа все-таки доищутся..
Когда задавать вопросы настала очередь Андрея Аверьяновича, он спросил, кто читал книги, которые брал в библиотеке Олег.
Вера Сергеевна ответила, что читали Олег и старший брат его Игорь и что иногда Олег специально по просьбе Игоря брал для него книги.
Андрей Аверьянович задал еще вопрос насчет плаща. Оказалось, что такой же плащ, как у Олега, носил Игорь. Им в одно и то же время купили одинаковые плащи, даже одного размера, только у Олега был третий рост, у Игоря — четвертый, он чуть повыше.
Судья не мешал защитнику и уже не смотрел на него осуждающе. Он был умный и добросовестный человек и не мог не заметить, что в деле Олега Седых действительно есть противоречия, неясности, которые защитник выявлял своими, казалось бы, мелочными вопросами. На утреннем заседании дал показания ученик 10 «А» класса Николай Сушков, рассказавший о том, что в день ареста Олег видел Игоря в школе, он что-то взволнованно говорил брату, после чего Олег собрал книги и поспешил домой. Еще раньше подтвердила свои показания Ася Владимировна Люшнина, сообщившая Игорю о том, что у них в квартире милиция. Выходило, что какую-то роль в этом деле Игорь играл, но следствие прошло мимо него, он даже не был допрошен.
Наводила на размышление и готовность подсудимого все подтвердить, все признать. Поначалу судья видел в этом свидетельство искреннего раскаяния и желания помочь суду, позже усомнился — так ли это. Многолетний опыт подсказывал: что-то здесь не так, что-то противоестественное есть в активном нежелании подсудимого защищаться. Допрос самого Олега Седых только усилил недоумение судьи.
— Вы понимали, что, отобрав у Козловой деньги, лишали ее средств к существованию? — спросил заседатель в бостоновом пиджаке. — Ведь она живет на пенсию.
— Понимал, — ответил Олег, не поднимая головы.
— Вы понимали, что, нанося Козловой удар на лестнице, ставите под угрозу не только ее здоровье, но и жизнь?
— Да, понимал, — тотчас ответил Олег.
— Колебались ли вы в течение того часа, что преследовали Козлову?
— Нет.
Зал слушал ответы подсудимого, затаив дыхание. Все, кто знал Олега Седых, ушам своим не верили. Да полно, Олег ли это?
Отец Олега сидел бледный, кусал губы. Вера Сергеевна слушала, не поднимая глаз, левая щека у нее нервно подергивалась.
Андрей Аверьянович перевел взгляд на Олега. Внешне он был спокоен, но посмотреть в зал не решался, вперив глаза в одну точку. На правом виске и на мальчишеской бледной шее вздулись и пульсировали вены. Нелегко давались ему эти односложные ответы.
Закончился допрос обвиняемого, за судейским столом задвигались, листая бумаги, покашливая, а в зале все была тишина, люди не решались перемолвиться словом, взглянуть друг на друга.
В этой гнетущей тишине начал свою речь обвинитель.
Он встал, отер белым платком щеки и шею — батарея сегодня грела пуще вчерашнего — и заговорил об ответственности за судьбы молодежи людей взрослых — всех взрослых, сознательных граждан и в особенности родителей и учителей.
— Перед нами случай редкий, — говорил прокурор. — Молодой человек, характеризуемый свидетелями и документами с положительной стороны, совершает тяжкое преступление и здесь, на суде, цинично, не раскаиваясь ни в чем, признается в этом преступлении. Ни за что не поверю, что до преступления это был один человек, после сделался другим. Просто не видели, каким он был раньше, не разглядели. И это один из горчайших уроков, какие дает нам дело Олега Седых…
Андрей Аверьянович слушал обвинителя, кутаясь в пальто: от окна, как и вчера, тянуло холодом.
Заканчивая свою речь, прокурор потребовал самого сурового наказания, какое предусматривалось 145-й статьей уголовного кодекса.
Зал молчал. Речь обвинителя была убедительна, если бы относилась к кому-то другому, а не к Олегу Седых, которого большинство присутствующих в зале хорошо знало.