Николоз Давидович был тогда не то чтобы строен, но раза в полтора тоньше, чем сейчас. Они подружились, первые годы после войны даже переписывались изредка, но потом переписка иссякла — у каждого было своих забот выше головы. Но иногда они встречались — то в Москве, то в Тбилиси, куда приходилось наезжать Андрею Аверьяновичу. Лет десять назад Николоз Давидович защитил диссертацию, ушел в науку.
— Давно здесь? Надолго? — спросил он.
Андрей Аверьянович ответил.
— Тогда едем ко мне обедать. И никаких возражений. Грибоедов не обидится, если ты к нему не зайдешь, а я обижусь.
Крепко ухватил Андрея Аверьяновича под руку и повел по коридору.
Они шли мимо дверей с табличками на грузинском языке. Кое-где были и русские надписи. Одна из них привлекла внимание.
— Постой, — сказал Андрей Аверьянович. — Я зайду на пять минут в криминалистическую лабораторию, справлюсь насчет одной экспертизы.
— Зайдем, — согласился Николоз Давидович, — у меня здесь знакомая работает, очаровательная женщина.
Они вошли, и Николоз Давидович представил Андрея Аверьяновича высокой крупной женщине с пышными пепельными волосами. Представляя ее, скороговоркой произнес:
— Мария Ивановна Гогуа, эксперт, мой давний друг. И муж ее мой друг, и вся родня до седьмого колена — друзья.
Мария Ивановна улыбнулась снисходительно. Пригласила:
— Садитесь.
Андрей Аверьянович сел между письменным столом и каким-то, похожим на микроскоп прибором, покрытым целлофаном.
— Я зашел, чтобы справиться насчет одной экспертизы, почерковедческой… Шарапов Дмитрий Иванович…
— Отправили заключение в С. три дня назад. Я сама этим занималась. Случай сложный, — она достала из стола сигареты, протянула Андрею Аверьяновичу. Он отказался.
— Не курю, спасибо.
Николоз Давидович взял сигарету и щелкнул зажигалкой, давая прикурить Марий Ивановне. При этом не преминул высказаться:
— Не люблю, когда женщина курит. Но — Мария Ивановна делает это красиво, а потом — чего не простишь старому другу и очаровательной женщине, — и к Андрею Аверьяновичу: — Введи в курс, в двух, словах.
Андрей Аверьянович рассказал суть дела о мошенничестве.
— Были звоночки? — спросил Николоз Давидович, обращаясь к Марии Ивановне.
— Образцы на экспертизу привез следователь Габуния. Здесь он вел себя нейтрально, однако из следственного отдела прокуратуры были звонки…
— Можете не разглашать. Мы ничего не слышали, вы ничего не говорили. Какое заключение дали? Это уже не секрет.
— Мы пригласили экспертов из научно-исследовательского института судебной экспертизы… три эксперта, каждый отдельно дал заключение. Потом свели воедино. Сошлись на том, что совпадения в написании отдельных букв имеются, но таких совпадений немного.
— А вывод?
— Установить с полной достоверностью, кем выполнены предложенные на экспертизу тексты — Шараповым или другим лицом — не представляется возможным.
— Так и написали? — удивился Николоз Давидович.
— Так и написали.
— Что ж, и на том спасибо, — сказал Андрей Аверьянович.
Они распрощались с Марией Ивановной и вышли в коридор.
— Ты огорчен? — спросил Николоз Давидович.
— Нет. Теперь не миновать третьей экспертизы, а ее могло бы и не быть.
— Третью экспертизу будут делать в Москве, там престиж товарища Габуния щадить не станут.
— Думаешь, здесь пощадили?
— Я не думаю, что из следственного отдела прямо вот так и говорили экспертам: не выдайте, братцы, нашего товарища из С. Внушали, наверное, что все другие улики бесспорны, что адвокат тянет время, основывая свои возражения на формальных придирках. Недавно попалось мне на глаза одно социологическое исследование, в нем говорится, что и сегодня к деятельности защитника в судебных делах различные круги нашей общественности относятся по-разному. Пятьдесят процентов опрошенных работников милиции к институту адвокатуры отнеслись отрицательно. Каково? Половина! Сколько из них работают в следственных отделах? Они вышли из здания и, перейдя узкую улочку, сели в коричневую «Волгу».
— Шесть лет назад ты, помнится, передвигался с помощью городского транспорта, — сказал Андрей Аверьянович.
— Это было давно, я был молодой, высокого роста, — усмехнулся Николоз Давидович. — Автомобиль для пожилого кандидата наук не роскошь, а средство передвижения.
«Волга» свернула в переулок, узкий, как щель. Навстречу поднималась машина. Николоз Давидович чертыхнулся.