— Как же теперь, — спросил он, — разрабатываете другую версию?
— Да, сказал следователь, — пошли от сберегательной кассы. Но и теперь пока что продвинулись недалеко.
— Упустили время.
— Фактор времени, конечно, играет роль, — уклончиво ответил Шалва Григолович.
Он все-таки не был убежден в невиновности Мити Шарапова. Андрей Аверьянович это сейчас понял. Казнил себя не за то, что ошибся, а за то, что не смог доказать.
— Когда я впервые с вами встретился, — сказал Андрей Аверьянович, — вы, помнится, сказали, что хотите, чтобы адвокат критически посмотрел на вашу работу, своими сомнениями, так сказать, подтвердил вашу правоту.
— Следователь обязан выслушать возражения адвоката…
Сейчас он не ощущал превосходства, и желания быть радушным хозяином, видимо, не возникало. А у Андрея Аверьяновича прошло желание щадить самолюбие Шалвы Григоловича.
— Знаете, в чем ваш главный просчет?
— Не сумел добиться признания, — вздохнул Шалва Григолович.
— Нет, признание вам совсем не помогло бы. Главный просчет в том, что вы абстрагировались от личности.
— Закон не знает личности, он имеет дело с субъектом преступления.
— Но это всегда личность, человек. И люди, закон исполняющие, не имеют права этого забывать. Вы собирали улики, но это еще не все, далеко не все — собирать улики. Если бы вы внимательно вгляделись в Шарапова, в его жизнь, вы бы поняли, что он тех денег не брал.
— Идеалистическое представление о следствии.
— Нет, как раз реалистически-трезвое.
— Нам с вами трудно понять друг друга.
— Почему же, — возразил Андрей Аверьянович. Он встал. — Я вас понял. У нас разные точки зрения.
— На закон?
— На человека. До свидания.
Андрей Аверьянович наклонил голову и осторожно пошел к выходу, стараясь не наступать на вытянутые ноги усталых пассажиров.