Их было, наверное, больше тысячи. Большая часть группировалась у скалы, ближе к центру события. Мужчины и женщины были со спальными мешками, стояло несколько палаток. Шел дым от костров, на которых готовили пищу.
Я передал бинокль Лин:
— Посмотри!
Я был по-прежнему в моем черном ансамбле и пока не предпринял ничего большего для маскировки. Во-первых, я вообще мало что мог бы изменить без хирургического вмешательства, а во-вторых, просто рассчитывал, что нам повезет, мы ни на кого не наткнемся. Так и произошло. Мы пробрались сюда без труда. Однако я совершенно не представлял себе, как это удастся проделать завтра, прокладывая путь к участку, огороженному канатами. Ведь там будет толпа из тысячи мужчин и женщин.
— Ужас сколько народу! — сказала Лин. — Можно подумать, там, у подножия, что-то раздают бесплатно.
— Очень похоже! Часть толпы, наверное, состоит из «возлюбленных», но, полагаю, большинство старается занять хорошие места из-за завтрашнего зрелища. Который сейчас час?
Она лежала на животе и слегка подвинулась, чтобы посмотреть на мои часы.
— Десять минут четвертого. — Потом снова глянула в бинокль. — Вон тот тип в белом, очевидно, и есть «Возлюбленный».
Лин передала бинокль мне, и я отыскал человека в белом.
— Должен заметить, он не выглядит симпатичным.
Это действительно было так. Почему-то я рассчитывал увидеть человека ростом в шесть футов или около того, широкоплечего, крепкого, с массой ниспадающих на плечи волос, хотя не было никаких оснований представлять его именно таким. Может быть, из-за понравившихся мне слов, сказанных им в адрес Траммела?
«Возлюбленный» оказался ростом ниже людей, окружавших его, — не более пяти футов. У него были тоненькие ручки, торчащие из белой мантии, окутывавшей его до самой земли, и к тому же длиннющая седая борода.
— Странный тип, — заключил я. — Знаешь, если полетит, будет довольно неприятное зрелище, аж мурашки побегут по телу.
Лин рассмеялась:
— Увы, люди не летают.
— Да что ты? Тебе просто не приходилось видеть, — улыбнулся я. — Они все время летают. Надо только в это поверить, вот и все. Самое трудное — первый дюйм, а потом очень легко.
Она сделала мне гримасу:
— Ты сказал, что должен... что? Изучить место и наметить путь для отступления. Займись-ка этим!
Я вновь поднес к глазам бинокль и принялся тщательно изучать окружающие холмы. Программа была намечена; и это была выработанная нами общая программа. Между нами больше не существовало разногласий. Завтра Лин привезет меня сюда, высадит из машины и постарается пристроить ее где-нибудь неподалеку.
— Так, чтобы ты мог до нее добежать, — уточнила она, — разумеется, в том случае, если у тебя уцелеют ноги.
— Отлично, дорогая, — не стал я спорить. — Чтобы не беспокоиться, где оставить машину, лучше было бы прилететь на вертолете. Но, увы, среди гор не пролетишь, да и спрятаться негде.
Лин попросила у меня бинокль. Через мгновение радостно сообщила:
— Можно поставить машину за резервуаром! Со скалы меня там никто не увидит.
— Верно... Для тебя удачное местечко. Вот только одна сложность. Чтобы туда добраться, я должен уметь летать.
— Смотри! Смотри! Он машет крыльями! — закричала Лин. — То есть руками! Собирается лететь!
— Не впадай в истерику! — прикрикнул я.
Лин сдвинула бинокль, чтобы я мог посмотреть во второй окуляр. Немного повозившись, мы устроились так, что смогли оба наблюдать за происходящим.
«Возлюбленный», воздевая руки к небу и сильно раскачивая головой, по-видимому, что-то говорил, обращаясь к людям, одетым в такие же, как он, белые одежды. Он стоял на краю утеса, лицом к нам и спиной к собравшимся возлюбленным «Царства солнца». Человек двадцать в белых одеждах образовали за ним полукруг. Среди них наблюдалось какое-то движение. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы рассмотреть, что они хлопают в ладоши. Я бы многое отдал за то, чтобы еще и услышать, что при этом произносят, потому что наверняка напевали нечто таинственное. Интересно было бы послушать.
— Не похоже, что он куда-нибудь отправится, — произнесла Лин почему-то шепотом.
— И не пытается, — подтвердил я тоже шепотом. — Смотри, они хлопают в ладоши, приближая какой-то момент. Ждут сигнала. Может, солнце разверзнется? По-моему, хлопают в такт движениям его рук.
— Вижу, — прошептала она.
Это выглядело так: каждый раз, когда «Возлюбленный» поднимал руки вверх, а затем опускал их, окружающие делали хлопок. Потом они начали хлопать быстрее и быстрее, а «Возлюбленный» — размахивать руками, как демон.
— Собирается взлететь! — заметила Лин возбужденно. — Все-таки собирается взлететь!
Внезапно все эти люди, хлопавшие в ладоши, подняли руки и начали ими махать. Вероятно, в это время они издавали ужасающий вой, потому что до нас долетели какие-то странные звуки.
«Возлюбленный», бедный старый «Возлюбленный»! Он опустил руки по бокам, оглянулся через плечо. Остальные перестали махать.
Лин произнесла:
— Смотри! Тебе не кажется, что он отступился?
— Он не может этого сделать. Так же как завтра и наши друзья. Он должен полететь.
Я уставился одним глазом прямо на него и приказал:
— Лети же, черт тебя побери!
Казалось, он меня услышал. Право, казалось, услышал! Потому что посмотрел прямо перед собой, воздел руки к небесам, опустил их красивым, грациозным движением и ринулся навстречу солнцу.
Однако его не достиг. Отправился в обратном направлении, вниз. Судя по всему, сломал обе ноги.
Глава 20
Ночью во мне стало нарастать напряжение. Я ходил взад и вперед по комнате, пока Лин не схватила меня за руку и не заставила сесть рядом с собой на кушетку. Затем забралась ко мне на колени, как котенок, и приняла свою (и мою тоже) излюбленную позу, обняв за шею, прижав губы к губам.
— Шелл, — заговорила нежно. — А нет ли какого-нибудь другого способа? Неужели это так необходимо — делать тебе все самому?
— Да, милая. И не говори как идиотка. Мне нет надобности объяснять тебе это. Ты прекрасно знаешь, что такое толпа, даже лучше, чем это знаю я. Легко представить, какой эта толпа будет завтра!
— Знаю, будь она проклята! Знаю. Но что ты сможешь сделать один?
— Я уже говорил тебе, Лин. Не важно, пусть им потребовалось даже десять лет, чтобы отыскать человека, хотя бы отдаленно похожего на Траммела. Завтра они его как следует загримируют, может, наклеят фальшивые брови, фальшивый нос, вставят фарфоровые зубы. Но точно около трех часов я сорву этот искусственный нос и все остальное, что смогу. И это будет подлинным воскрешением Траммела!
— Шелл, мы еще не обсуждали эту часть дела. Не говорили о том, что произойдет, после того как ты его разоблачишь. Допустим, ты сможешь подойти достаточно близко, чтобы сделать это так, как ты надеешься. Ты только что сказал, что я знаю психологию толпы не хуже тебя. Это так. Даже намного лучше...
— Да? Не произноси, пожалуйста, речей. Говорить буду я.
— Шелл, послушай меня, — проговорила она серьезно. — Даже если все пройдет безупречно и люди сразу поймут, что их обманули, ты не застрахован от их гнева. Они выступят не против обманщика, а против того, кто его разоблачил. Так бывало уже не раз. Толпа может наброситься на тебя. Я знаю, что говорю, Шелл.
— О, какая чушь! Почему ты не скажешь чего-нибудь толкового?
Лин слегка отстранилась, но лицо ее продолжало оставаться суровым. Когда я закончил фразу, она сложила губы, как бы изображая поцелуй.
— Прости, Лин, — пробормотал я. — Ты знаешь, что я не хотел сказать тебе ничего обидного. Просто я закручен, как часы с восьмидневным заводом.
— Знаю, выбрось все из головы!
— Выбросил. Но, черт возьми, ты понимаешь, чем я закончу, если им удастся провернуть их затею? Я должен все проделать у них на глазах! Есть только один способ доказать этим фанатикам, что Траммел мертв, а «наставники» лицемеры и лжецы. И если мне это удастся, все их действия окажутся подвергнутыми сомнению, включая и то, что они будут говорить обо мне. Тот факт, что они готовили подмену давно, покажет, что и устранение Траммела задумали тоже давным-давно. А тогда и Шелл Скотт уже не будет выглядеть таким ужасным убийцей.