Было это лет семь назад, да, именно семь: они с Лоранс проводили тогда отпуск в Руане. Нет, никакой связи между Руаном и этой женщиной не было, просто оба эти события пришлись на один год.
Сейчас он вспомнит ее фамилию. Зовут ее Люсьена — это точно: так же зовут кузину Лоранс, а эта женщина чем-то на нее похожа. Мера? Нет, не Мера, хотя в ее фамилии есть «а». Впрочем, это неважно. Странно, что она до сих пор не уехала из города. Интересно, она и сейчас живет на улице Кармелитов? В ту пору у нее был перчаточный магазин.
Ломон предпочел бы не вспоминать о тех давних событиях. Тем не менее в памяти одна за другой всплывали подробности, а голос секретаря звучал где-то далеко, серый и невыразительный, словно задник в ателье фотографа.
Сидевший по левую руку Фриссар продолжал рисовать, но теперь уже строчные буквы, украшая их завитушками. А жирный Деланн, свесив на грудь тройной подбородок, откинулся в кресле и сложил руки на животе; его маленькие глазки, полуприкрытые веками, пытливо изучали публику.
Ломон все время возвращался взглядом к этой женщине; впервые он ее увидел в присутствии по гражданским делам: тогда ей было, если память ему не изменяет, двадцать восемь, так что сейчас ей тридцать пять. Она почти не изменилась. Насколько Ломон мог судить издалека, в ней сохранилась (а может, даже еще и усилилась) особенность, так сильно поразившая его тогда: он не мог бы определить ее словами и не знал, с чем сравнить.
Лоранс, например, г-жа Фриссар и почти все их знакомые не обладали этой особенностью. Они все родились, чтобы стать женами, хозяйками дома (в первую очередь, хозяйками дома) и, в большинстве своем, матерями семейства.
С другой стороны, г-жа Парадес, тоже жена, тоже хозяйка дома и мать двоих детей, обладает этой особенностью в такой же мере, как женщина из восьмого ряда.
Женщин этого типа Ломон почти не встречал. Нет, видел в театре, в кино, но там они играют роли, а вот, интересно, таковы ли они в обыденной жизни?
Был бы он счастливей, если бы женился на подобной женщине? Впрочем, такого вопроса Ломон себе не задавал — просто мелькнула смутная мысль. Приплыла из давних времен, когда Ломон, совсем еще юный, встречая на улице парочку, представлял их в постели.
— Слушается дело Совёра против Жирар!
Вот именно, Люсьена Жирар! И происходило это в октябре, почти сразу же после возвращения из отпуска, в тускло-сером зальчике присутствия по гражданским делам; единственными посетителями здесь были истцы, ответчики, поверенные да адвокаты, и вдруг — она, принесшая веяние благоухающей женственности.
Она, как и сегодня, была в черном шелке — очевидно, это ее стиль.
Альфред Совёр, торговец скобяными товарами и владелец дома № 57 по улице Кармелитов, возбудил дело о выселении квартиронанимательницы Люсьены Жирар, а также о взыскании с нее довольно значительной суммы в возмещение ущерба за использование ею снятого у него помещения в противозаконных целях, а именно для подпольного занятия проституцией.
В тот раз, прежде чем задать первый вопрос, Ломон также прочистил горло.
— Вы признаете, что занимались деятельностью, в которой вас обвиняют?
Люсьена Жирар ответила кратко:
— Нет, господин судья.
— Истец утверждает, что вы при соучастии некой…
А вот фамилию соучастницы Ломон забыл. То была молодая женщина двадцати одного года, но из-за хрупкого сложения и, пожалуй, худосочия выглядевшая лет на семнадцать. На суде она не присутствовала. Случай увидеть ее представился Ломону гораздо позже.
— Это моя продавщица, господин судья. У меня перчаточный магазин, под который я снимаю помещение у господина Совёра и арендную плату за который всегда вношу аккуратно…
Адвоката у Люсьены Жирар не было, и взять его она отказалась. Вместо этого она достала из сумочки свидетельства о поведении, подписанные комиссаром полиции и еще двумя полицейскими чинами квартала.
В тот раз, правда, единственный за всю его карьеру, Ломон не проявил нелицеприятия при исполнении служебных обязанностей. Вынесение приговора он отсрочил на неделю. Через два дня около одиннадцати утра Люсьена Жирар пришла переговорить с ним; в кабинете он был один. Она не изображала оклеветанную жертву и не пыталась строить из себя невинную девочку.
Чего ради сейчас вспоминать об этом, тем более что Ломон уже не чувствовал уверенности в себе? Тогда его подмывало воспользоваться случаем, и он знал: Люсьена Жирар для того и пришла — ее улыбка, поведение, а главное, интонация голоса давали понять, что она готова на все.
Он удержался — как из добродетельности, так и по трусости.