Это действительно было похоже на бегство. Но Ратлидж не ожидал такого предательства, как не ожидаешь внезапной пощечины. Ему нужен был уход, доброта, понимание, чтобы началось постепенное возвращение к жизни. Джин не могла выбрать момент хуже — сказать человеку, что порывает с ним, человеку, которому клялась в любви и верности. Хотя бы подождала недели две или месяц. Утешала бы и обнимала из простого милосердия, даже если ее слова уже были ложью.
Она выбежала из палаты с нескрываемым облегчением, что сбросила эту ношу, благодарная, что он ее отпустил. А к августу обручилась с дипломатом и уже предвкушала жизнь в Канаде, где ее будущий муж получил пост.
Ей хотелось жить счастливо и безоблачно, вдали от последствий войны, забыв о ее ужасах, как будто они были лишь плохим сном. «Пустышка, — говорила о ней Франс. — Женщина, которая никогда не сделала бы тебя счастливым».
Глядя на церковь, в которой она только что исчезла, он подумал, что, несмотря ни на что, ему повезло, что он не женился на ней тогда, в золотистом угаре 1914-го, когда война казалась лишь романтическим приключением, связанным с подвигами и славой. Она так уговаривала его сыграть свадьбу, он был красив в новенькой форме, ей кружили голову нашивки и возможность обвенчаться с героем, отправлявшимся на фронт. Но разум подсказал ему, что она слишком молода и хороша собой, чтобы неожиданно оказаться вдовой…
Он думал, как бы складывались их отношения в течение тех семи месяцев, когда, наконец, его выписали из госпиталя и он все еще находился в плену своих кошмаров и физической немощи. Кончилось бы тем, что, в конце концов, они возненавидели бы друг друга. И тогда, возможно, она пожалела бы, что пуля, полученная им в Шотландии, не прикончила его, дав ей свободу и положив конец мучениям.
Хэмиш заметил: «Ей идет черное».
Она мужественно выдержала шепотки за своей спиной, разговоры о потерянной любви, которой никогда и не существовало.
И все же он испытал мимолетное чувство утраты, когда увидел, как она исчезает в дверях церкви. Она не почувствовала ни его взгляда, ни направленных на нее мыслей. Она не заметила его присутствия и не обернулась. И он вдруг почувствовал себя совсем одиноким.
К концу недели успехи были значительными. Теперь он выгодно отличался от того инвалида, который сыпал проклятьями, роняя из рук бритву на глазах сестры. Боль в груди и плече стала не такой острой, перешла в тупую, ноющую, и ее можно было терпеть и не думать о ней постоянно. Он уже по нескольку часов мог обходиться без перевязи, поддерживавшей руку, хотя повязка на груди еще не была снята.
«Еще неделя, — думал он, — еще неделя, и я буду снова в форме».
Ужины у сестры становились все реже, несмотря на всю любовь к ней, специально приготовленные к его приходу разнообразные блюда, на ее сдержанное, тактичное поведение — она не задавала вопросов, хотя они сами собой напрашивались. Конечно, она беспокоилась за него. И вероятно, ей было трудно улыбаться и скрывать свою тревогу. Иен прекрасно понимал ее еще и потому, что перед войной было все наоборот — именно он беспокоился о сестре. И прекрасно видел теперь все скрытые знаки ее беспокойства. Как она тщательно избегает трудных тем в разговоре — того, что случилось в Шотландии; приближавшейся свадьбы Джин, встреч с заждавшимися друзьями. Он достиг уже того состояния, когда совместные ужины становились в тягость. И стал избегать их, потому что в любой момент мог сболтнуть лишнее, просто чтобы не молчать в ответ на невысказанные вопросы сестры. Например:
— Слушай, я сам знаю, что Дэвид недоумевает, почему я ему не отвечаю. Но пока я еще не могу читать его письма, и не спрашивай почему. Мне тяжело их читать. А что касается Джин, я желаю ей счастья, и мое сердце вовсе не разбито. Да, я одинок, но мне пока не хочется встречаться с дюжиной твоих друзей и подруг. И ради бога, оставим это!
Хэмиш напоминал: «Но ты и сам плохая компания, тем более для новой подружки. Возьми да и напейся, сразу станет легче!»
Совет был неплох.
Но в пятницу появились дела поважнее, напиться не удалось. Старший суперинтендент Боулс после консультации с полицейским врачом сделал выводы и пошел к Ратлиджу.