— Как тебя забрали из загонов? — осведомился незнакомец.
— Я не знаю, — растерянно пожала я плечами. — Мне ввели какой-то препарат, а когда он начал действовать, на меня надели капюшон и заковали.
— Как тебя перевозили, Ты, конечно, тоже не знаешь? — уточнил он.
Почему он задавал мне такие вопросы? Какое это могло иметь для него значение? А может для кого-нибудь еще?
— Я была сбита с толку, — сказала я. — Меня все время держали на лекарствах. Должно быть, что-то подмешивали в еду. Мне кажется, что сначала это был корабль, а потом в течение долгого времени, возможно, фургон. Я ничего не видела снаружи. Меня держали в запертом металлическом кузове. Могу сказать, что дороги были очень плохими. Я почти все время просидела в фургоне на короткой цепи и в капюшоне. Я почти ничего не знаю.
За время пути я мало что смогла услышать. Люди редко говорили в моем присутствии. Иногда внутри было жарко, иногда холодно. Я потеряла счет времени. Думаю, что, в конце концов, мы оказались в горах. По крайней мере, фургон часто двигался с наклоном то вверх, то вниз. Капюшон с меня снимали только затем, чтобы накормить и напоить. Большую часть путешествия я просто проспала. Кажется, я вообще не могла проснуться. Иногда меня будили пощечинами, кормили и поили, а затем милостиво позволяли снова впасть в бессознательное состояние. Потом, если я не ошибаюсь, ведь я была в полусне, меня связали по рукам и ногам, и только после этого сняли с меня кандалы. Кажется, за все время пути я ни разу не была без пут. Я не понимала, они что, боялись, что я могла сбежать? Я не знала, ни откуда меня забрали, ни где я находилась, ни того, что собираются со мной сделать. Я что, могла иметь какое-то значение? Конечно, нет! Такие как я не могут быть важны. Но почему тогда в отношении меня были предприняты такие предосторожности? Даже когда с меня сняли кандалы, капюшон все равно оставался на мне, так что я ничего не видела. Потом меня завернули в несколько слоев одеяла и обвязали в нескольких местах, на лодыжках, коленях, животе, груди и шее. Если бы не эта, своего рода предосторожность, то боюсь, я могла бы умереть от ужаса. Упакованную таким образом, меня уложили на дно чего-то похожего на большую корзину. Даже сквозь одеяло я смогла почувствовать грубое плетение. Там меня закрепили ремнями, затянув их на ногах и на шее. А затем корзина дернулась вверх и начала пугающе раскачиваться. Признаться, я была очень благодарна тем людям за ремни, которые удерживали меня на месте. Холодный ветер свистел сквозь щели между прутьями. Теперь-то я понимала и оценила то одеяло. Я нисколько не сомневалась, что корзина переносилась по воздуху. В то время, я еще не понимала, как такое может быть. Поначалу я даже списывала это на последствия приема того препарата, которым меня пичкали во время путешествия. Я пыталась убедить себя, что это просто был наркотический бред. Иногда сверху до меня доносились странные, дикие, похожие на птичьи, крики. В эти моменты мне становилось не по себе. Но большую часть времени я просто спала.
— Как Ты думаешь, сколько времени Ты провела в пути с того момента, как тебя забрали из загонов? — спросил мужчина.
— Я не знаю, — растерянно пожала я плечами.
— Дни? — предположил он.
— Конечно, — кивнула я.
— Несколько дней? — уточнил незнакомец.
— Да, — сказала я. — Думаю много дней.
— Может недели? — добавил мужчина.
— Возможно, — осторожно ответила я.
— Ну да, полагаю, что было бы трудно что-либо понять, пребывая в состоянии, в котором держали тебя, — хмыкнул он.
— Да, — вынуждена была согласиться я.
Видимо, он отлично знал, насколько беспомощны мы были под действием таких препаратов. Но в чем мог быть его интерес к этим событиям?
— Похоже, во время твоей перевозку вопросам безопасности, или даже секретности, было уделено слишком пристальное внимание, — заключил он.