— Вставай, моя маленькая искусительница, — сказал он. — Нам пора собираться в путь.
Я моментально поднялась на колени и, обернувшись, посмотрела на него. Было приятно увидеть его улыбку, с которой он встретил мою немедленную готовность повиноваться. Он кивнул мне и набросил на себя тунику. А у меня не было даже рабской полосы.
— Они будут искать тебя, — заметил господин. — Как тебя назвали в садах?
— Гэйл, — сообщила я.
— Готов поспорить, что первым делом они начнут поиски рабыни по имени «Дженис», когда-то служившей в Треве, и рабыни по имени «Гэйл» из садов Аппания, — усмехнулся мужчина, и внезапно резко спросил: — Как тебя зовут?
— Как понравится господину, — быстро ответила я.
— Самый разумный ответ, — похвалил он.
Моя спина все еще болела. Интересно, подумала я, как он назовет меня? Конечно, если он вообще озаботится тем, чтобы как-то назвать меня. Думаю, что, скорее всего, назовет. Все же, это удобно, когда у девушки есть имя, с помощью которого ею легче командовать, позвать к себе и так далее.
Я растерянно окинула взглядом два плаща. Один, плащ моего господина, сейчас лежал передо мной, и второй, тот, которым прикрыли меня похитители, когда в последний раз выпустили из рабского ящика, и который сейчас сиротливо лежал в стороне. В свой собственный плащ, немного раньше он почти нежно заворачивал меня, возможно, чтобы защитить от сырости подвала.
— Я должна надеть тот плащ, Господин? — поинтересовалась я, указывая на женский плащ.
Я не думала, что он выведет меня на улицу голой. Не хочу показаться тщеславной, на мой взгляд, это могло бы привлечь ненужное внимание. Например, в Треве на нас с Констанцией всегда обращали внимание, даже когда мы были одеты в обычные туники. Нисколько не сомневаюсь, что Леди Айлин, которая теперь, с большой долей вероятности, уже была рабыней, тоже будет приковывать к себе внимание мужчин на улицах города.
Господин только покачал головой. Значит, он предпочел оставить этот предмет одежды здесь. Что ж, разумно. Все же, он может быть опознан похитителями.
Я погладила его собственный плащ, так приятно облегавший и согревавший меня совсем недавно. Как мне хотелось, чтобы, он вновь оказался на мне, на моем обнаженном теле. Это было бы почти так же, как если бы я была в пределах его пут.
Я немного приподняла мужской плащ, конечно, не смея надеть его на себя, и вопросительно посмотрела на мужчину. Если рабыня стоит нагой перед своим господином, она не может просто взять и спрятать от него свое тело. Прежде она должна получить разрешение на это от него, хотя бы словом, жестом или взглядом.
— Тебя хорошо выдрессировали, — заметил господин.
— У меня были превосходные дрессировщики, — улыбнулась я.
— Встань, — приказал он, и уже через мгновение я была на ногах.
Жестом он показал мне, что я должна повернуться к нему спиной. Только я успела это сделать, как браслеты рабских наручников защелкнулись на моих запястьях. Затем господин бережно повернул меня лицом к себе, и полюбовался своей закованной в наручники рабыней.
— Ты просто невероятно красива, — вздохнул он.
— Я рада, если Господин доволен, — улыбнулась я.
— Сейчас мы поднимемся по лестнице, — сказал мой господин, — и выйдем в этот мир вместе.
Сказав это, мужчина крепко поцеловал меня, после чего накинул на мою голову свой плащ, словно это было одеяло. Края плаща, свисая вниз, закрывали мое тело только до середины бедра. Это должно было бы выглядеть примерно так же, как если бы я была свежеприобретенной в павильоне торгов, и потому голой покупкой, на которую счастливый покупатель, прежде чем вести в свой дом, за неимением под рукой ничего лучшего, набросил на меня свой плащ.
Затем я почувствовала, что плащ был собран вокруг моего горла, и, через мгновение на него был помещен и защелкнут ошейник. Теперь плащ, закрепленный в этом положении, превратился в, своего рода, рабский капюшон. Потом с той стороны плаща послышался приглушенный тканью щелчок, после которого я почувствовала легкое давление на заднюю сторону шеи. Нетрудно догадаться, что господин пристегнул к кольцу ошейника карабин поводка.
— Ну вот, моя красотка, Ты теперь в наручниках, в капюшоне и на поводке, — услышала я голос господина.
— Да, Господин, — ответила я, не скрывая своего счастья.
— Как и подобает тебе, рабыня, — добавил он.
— Да, Господин, — повторила я.
— И никакой надежды на побег.
— При все, при том, что я этого и не желаю, — рассмеялась я.