Потом я подняла согнутые колени, и закинула скованные наручниками руки за голову. В руки вдавилась цепь, лежавшая позади меня, соединявшая мой ошейник с кольцом в стене.
Меня нельзя было назвать ни сильной, ни крепкой. Я не была каким-нибудь мощным и опасным существом, я даже никогда не была достаточно сильна, по сравнению со своими сверстницами. Тогда в чем, спрашивала я себя, был смысл тех цепей, которые на меня надели. Возможно, они были для меня уроком. Нет, что и говорить, они превосходно справлялись со своей задачей! Я была их беспомощной пленницей. Они отлично удерживали меня на месте! Я не смогла бы броситься к двери, если бы та вдруг открылась. Я не могла бегать. Я не могла свободно пользоваться руками. Не трудно догадаться, что они могли бы препятствовать мне, особенно вначале, если бы я оказалась настолько склонной к истерикам и панике. Но что-то заставляло меня подозревать, что основная причина того, что я оказалась в них, имела весьма отдаленное отношение безопасности. То, что они были на мне, то, что я была в них и чувствовала себя столь беспомощно, скорее всего, было предназначено, особенно в данный момент, чтобы преподать мне определенный урок. Чтобы позволить мне начать знакомиться с цепями, позволить мне начать привыкать к ним. Чтобы эти глубокие и наглядные символы начинали учить меня тому, чем я стала, кем я теперь была. Это также намекало мне на то, что позже, я и такие как я, часто могли бы обнаружить, что закованы в цепи. Но это, также заставляло меня предположить, что кроме практических вопросов, таких как соображения безопасности и символизма, эти цепи могли бы расцениваться кем-то с точки зрения уместности, я и возможно другие такие же как я, оказались теми, для кого было бы уместно быть посажеными на цепь. Мы были тем видом существ, которым это подобало. Безусловно, вне всех этих соображений, у меня не оставалось никаких сомнений, в эффективности этих цепей. Держали они нас отлично.
Я перекатилась на бок. Мне вспомнилась простая постная скудная пища, которую для меня оставили. Кем была я, в который раз спрашивала я себя, если подобная субстанция считалась для меня подходящей. А еще цепи. Кем была я, что должна была носить цепи?
Я догадывалась и не осмеливалась озвучить свою догадку, я знала, но боялась это признать.
Я подтянула колени к груди и, обхватив руками плечи, свернулась в калачик на сырой соломе, словно стараясь стать еще меньше, чем была.
Было холодно. Из коридора больше не доносилось ни звука. Я тоже старалась соблюдать тишину и не шевелиться. Каким странным бы это не показалось, но оказывается, можно почувствовать некий комфорт и безопасность, находясь в такой ситуации, будучи прикованной цепью.
Глава 3
Я снова посмотрела вдоль стены, и в этот момент услышала голоса, доносившиеся из дома. Настолько быстро, насколько это было возможно в моей ситуации, дрожа от страха и морщась от боли в стопах, исколотых острыми гранями камней, я отошла от становившегося опасным места, собираясь, обогнув кустарник и ряд маленьких замысловато постриженных деревьев сада, вернуться к фонтану.
— А ну стоять, — услышала я, мужской голос, и немедленно замерла на месте.
Мне показалось, что сердце провалились куда-то вниз и теперь бьется в пятках. Я повернулась и, конечно, не мешкая ни мгновения, упала на колени, и склонила голову до бледно-лиловой травы, именно такого цвета она была в этой части сада. Ладони моих рук также прижались к траве по обе стороны от моей головы.
Команда, остановившая меня, была произнесена мужчиной! И конечно я не посмела посмотреть на того, кто остановил меня. Ведь на это я не получала разрешения. Но как можно было услышать здесь мужской голос? Откуда мог взяться здесь мужчина, в саду, в это время дня?
Обычно мы покидаем сад, когда в него входят мужчины-работники, например, садовники. Мы не для их глаз. А если должны быть гости, которых мы должны развлечь, то нас извещают заранее, обычно за несколько часов. В конце концов, у нас должно быть время, чтобы подготовиться. Нужно принять ванну, сделать прическу. Требуется время, на подбор шелков, духов и украшений. А еще макияж и прочие тонкости. С другой стороны, по иронии судьбы, наш внешний вид, на достижение которого было брошено столько сил и средств, столько внимания было уделено деталям, зачастую, как может показаться, считается чем-то само собой разумеющимся нашими гостями. Порой, когда мы обслуживаем их, мне кажется, что они нас едва замечают. Конечно, не стоит забывать, что в таких ситуациях от нас требуется быть скромными и служить с почтительностью. Правда, это может измениться в любой момент, достаточно слова или даже щелчка пальцев.