– Это вполне нормальная реакция человеческой психики, – заверила ее Мира. – В таких ситуациях очень полезно поговорить о событии, которое послужило причиной шока. Нужно обсудить все до мельчайших деталей и таким образом выпустить свой рассудок из замкнутого круга, в котором он оказался.
– Да, наверное, вы правы. – Актриса посмотрела в зеркало на отражение Евы. – Вы должны задать мне какие-то вопросы, и наша беседа будет записываться? Я все поняла. Начинайте.
– Включай диктофон, Пибоди. Лейтенант Ева Даллас беседует с Айрин Мансфилд в гримерной комнате театра «Новый Глобус». Присутствуют также офицер Делия Пибоди и доктор Шарлотта Мира.
Актриса начала снимать грим, а Ева, соблюдая правила ведения допроса, спросила:
– Вы понимаете свои права и обязанности, мисс Мансфилд?
– Да-да… Господи, какой кошмар! – Она закрыла глаза и помотала головой, пытаясь сосредоточиться. – Скажите мне, Ричард мертв? Он действительно умер?
– Да.
– Я убила его. Я его зарезала! – По плечам Айрин снова пробежала дрожь. Она открыла глаза, и их с Евой взгляды встретились в зеркале. – Мы репетировали эту сцену не меньше десятка раз – в мельчайших деталях, чтобы все было похоже на правду. И вот… все действительно получилось… взаправду. Но что произошло? Почему лезвие не убралось? – В глазах Айрин блеснул гнев. – Как это могло случиться?!
– Вот и давайте попробуем разобраться. Пройдемся по всей сцене. Итак, вы – Кристина. Вы защищали его, вы лгали ради него. Ради него вы уничтожили саму себя. И вот после всего этого он выбрасывает вас на помойку и фланирует перед вами с другой, более молодой женщиной.
– Я любила его, я была им одержима. Он был для меня всем сразу – любовником, мужем, ребенком… – Она передернула плечами. – Кристина знала, что представляет собой Леонард Воул, знала, что он сделал. Но все это для нее ничего не значило. Любовь ее была столь глубока, что ради этого человека она была готова погибнуть.
Айрин, казалось, немного успокоилась. Выбросив использованные салфетки в мусорное ведро, она повернулась к Еве на своей вращающейся табуретке. Глаза у нее покраснели, лицо было белым, словно мрамор, и, даже несмотря на это, оно сияло неземной красотой.
– В эти минуты Кристину понимает каждая женщина, сидящая в зале, – продолжала Айрин. – Если какой-то из них не посчастливилось испытать подобную любовь, она начинает мечтать об этом. И вот когда, принеся такую жертву, погубив себя ради этого человека, Кристина видит, что он предал ее, она хватается за нож. – Айрин воздела руку, словно сжимая рукоять ножа. – Кристина – человек дела. Она не может оставаться пассивной. Это мгновенный порыв, импульс, но он продиктован очень глубокими переживаниями. И, обнимая своего неверного возлюбленного, она всаживает в него нож.
Рука Айрин разжалась. Она посмотрела на нее и снова задрожала.
– Боже! Боже!
Словно в забытьи, она рванула на себя выдвижной ящик стола. В следующую секунду Ева оказалась рядом и перехватила ее руку.
– Я… я только хотела… сигарету, – пролепетала актриса. – Я знаю, в этом здании не разрешается курить, но… мне нужна сигарета. – Она раздраженно избавилась от цепкой хватки Евы. – Я хочу курить, черт побери!
Взглянув в выдвинутый ящик, Ева увидела початую пачку с «косяками».
– Не забывайте, что мы – из полиции. Вам может не поздоровиться.
И тем не менее она отступила: было бы глупо преследовать человека, только что совершившего убийство, за то, что он хочет покурить «травку».
– Извините, – потупилась Айрин, – нервы… – Она взяла предложенную Мирой зажигалку, прикурила и с явным облегчением выдохнула душистый дым. – Спасибо. Теперь гораздо легче. Не сердитесь на меня. Обычно я не такая… хрупкая. Это качество души в театре не поощряется. Здесь нужно быть сильным.
– Не стоит извиняться, – тихим, спокойным голосом проговорила Мира. – Учитывая обстоятельства, вы держитесь прекрасно. И эта беседа с лейтенантом Даллас обязательно поможет вам. Продолжайте, пожалуйста.
– Но я не знаю, что говорить! – Айрин смотрела на Миру, и в глазах ее светилось доверие. – Произошло нечто ужасное, а как и почему это случилось, я не знаю.
– Когда вы взяли нож, вы не заметили ничего необычного? – спросила Ева.
– Необычного? – Айрин растерянно моргнула. – Нет… Нож лежал там, где ему и положено, ручкой ко мне. Я должна была повыше поднять его, чтобы зрители увидели лезвие. Свет установлен так, чтобы клинок ярко блестел в лучах юпитеров. Затем я должна была подойти к Ричарду, левой рукой взять его за правое плечо, словно хочу обнять, и… – Айрин сделала еще одну глубокую затяжку. – И… удар. После этого лезвие убирается в рукоятку, выпуская из нее «кровь» – бутафорскую, разумеется. Обнявшись, мы застываем буквально на несколько секунд, а остальные персонажи бегут к нам, чтобы оттащить меня от него. Вот и все.
– Какие отношения связывали вас с Ричардом Драко?
– Что? – Айрин недоуменно уставилась на Еву.
– В каких отношениях вы состояли с Драко? Расскажите как можно более подробно.
– С Ричардом? – Айрин сжала губы и положила руку на горло, словно пытаясь помочь застрявшим в нем словам. – Мы были знакомы несколько лет. И еще раньше работали вместе… Преимущественно в Лондоне.
– Я спрашиваю о ваших личных отношениях.
Айрин колебалась. Всего долю секунды, но вполне достаточно, чтобы Ева это заметила.
– Отношения между нами были вполне дружескими. Как я уже сказала, мы были знакомы не один год. Когда мы с Ричардом работали над одной из постановок, английские газеты начали трубить о том, что у нас роман. Мы не пытались развеять этот миф, поскольку он для нас являлся своего рода рекламой; публика так и валила на наш спектакль. Я тогда была замужем, но обывателя это не шокировало, поскольку придавало еще больше пикантности ситуации. Я помню, нас с Ричардом это страшно веселило.
– Но на самом деле это не соответствовало действительности?
– Я была замужем, лейтенант. И у меня хватало ума, чтобы понять: Ричард – не тот человек, ради которого стоит жертвовать счастливым браком.
– Почему? Что вы хотите этим сказать?
– Он – блистательный актер. Точнее, был… – поправилась Айрин, сделав последнюю затяжку. – Но при этом он был далеко не самым лучшим из людей. Я понимаю, это звучит ужасно, дико… Но я хочу быть искренней до конца. Ричард был очень дурным человеком. Только не подумайте, будто я хотела его смерти.
– Пока что я ничего не думаю. Я только хочу, чтобы вы как можно подробнее рассказали мне о Ричарде
– Хорошо. Хорошо… – Актриса глубоко вздохнула и раздавила в пепельнице окурок, словно это была ядовитая гусеница. – Все равно вам расскажут об этом другие. Ричард был самовлюбленным эгоцентристом, как и многие в нашем артистическом мире. Но меня это не остановило, и, когда представилась возможность поработать с ним, я не колебалась ни секунды.
– А известно ли вам о каких-нибудь других людях, которые тоже считали Ричарда «не самым лучшим из людей» и были бы рады, чтобы из его груди вытекла не бутафорская, а настоящая кровь?
– Я уверена, что Ричарда недолюбливали очень многие из тех, с кем он сталкивался на своем жизненном пути. – Айрин прижала пальцы к вискам, словно у нее вдруг разболелась голова. – Наверняка были и поруганные чувства, и обиды, и сплетни, и дрязги. Ведь это – театр…
«Ну и паршивое же это занятие – быть актером!» – думала Ева. Люди плачут фальшивыми слезами, произносят пустопорожние, бессвязные монологи, которых постыдился бы самый распоследний краснобай-адвокат. Пыжась изо всех сил, они разглагольствуют о прекрасном, мечтая при этом, чтобы подох конкурент – ведь тогда можно будет занять его место и подняться еще на одну ступеньку лестницы, которая ведет к славе.
– Что за дерьмовое местечко! У меня просто мурашки по коже бегут. А у тебя нет, Пибоди?
– Даже не знаю. – Пибоди бродила за кулисами, пожирая горящими глазами все, что ее окружало. – Может, многие актеры и готовы сожрать друг друга, но все равно, здесь классно! Все эти юпитеры, занавес… Попробуйте представить, как вы выходите на эту сцену, раскрывается занавес, и вы – в свете софитов, а перед вами – огромный зал, заполненный людьми. И все смотрят на вас!