Был июль на исходе. Жара нестерпимая. Солнце недвижимо стоит на чистом безоблачном небе и обливает землю раскаленными лучами. Тихо… Ни малейшего движения ветерка, освежающего душный воздух. Как заснувшие стоят запыленные деревья по обеим сторонам дороги. Ни один листик не шелохнется, и длинные, густые тени деревьев, пересекая дорогу, лежат темными пятнами. Дорога ведет в село Флорово, принадлежащее моему знакомому помещику Семену Павловичу Рынину. Вот, наконец, показалось и село. На пригорке виднеется церковь. Вызлащенный крест ее горит на солнце ярким светом. Дальше видны поля, испещренные копнами скошенного хлеба. Из-за густых деревьев мелькнула крыша барского дома. Он окружен обширным старым садом, в котором растут столетние дубы, липы и множество различных фруктовых деревьев. С одной стороны сад омывает глубокая, причудливо извивающаяся в своих берегах, покрытых местами мелким кустарником и камышом, речка. Я застал Семена Павловича, владельца дома и сада, сидящим в тени большого дерева. Тут же находилась и жена его, женщина лет тридцати четырех-тридцати пяти и трое соседних помещиков также со своими семействами. Компания о чем-то горячо спорила.
– Все это выдумки, – говорит один из гостей, – игра праздной фантазий, бред.
Я подошел к собеседникам. Поздоровались.
– Вот, батюшка, – обратился ко мне хозяин, – мы ведем разговор о явлениях из загробного мира. Петр Петрович, – указал он мне на одного из своих товарищей, – положительно не верит таким явлениям. Скажите нам, пожалуйста, могут ли быть и бывают ли действительно явления умерших нам, живущим на земле?
– Такие явления, – сказал я, – отрицать нельзя и нужно иметь большую дерзость, чтобы решиться на это. Много можно было бы привести случаев, где явления подтверждены вполне безспорными доказательствами и, следовательно, должны быть приняты, как факты, наглядно доказывающие истинность явлений из загробного мира. – При этом я передал несколько случаев, о которых мне довелось прочитать и, между прочим, о видении митрополиту Платону, т.е. о случае, рассказанном самим владыкою. Побеседовав таким образом некоторое время, гости мало-помалу начали расходиться по саду. Мы с хозяином также отправились прогуляться по тенистым аллеям
сада.
– Со мною самим, – заговорил Семен Павлович, когда мы остались вдвоем, – несколько лет назад был удивительный случай, о котором кроме меня до сего времениникто не знает. По смерти матери, – отца своего я не помню, – я сделался наследником богатого имения. Было мне тогда двадцать четыре года. Предоставленный самому себе, я повел самую безалаберную и разгульную жизнь. Постоянные кутежи с товарищами, игра в карты и прочее, тому подобное, были обыкновенным моим времяпрепровождением. Так шло года два. О Боге, о церкви, о постах и помину не было, хотя моя покойная матушка была глубокая христианка и строгая блюстительница уставов Православной Церкви, в повиновении которой и меня старалась воспитать. Раз, часа в четыре пополудни, сижу я в своем кабинете, задумавшись над раскрытою книгой (в доме кроме меня и моего лакея, который находился от меня комнаты за две, никого не было). Вдруг тихо отворилась дверь в моей комнате. Я оглянулся и обомлел. На пороге стояла моя покойная мать и строго на меня смотрела. Потом она указала на икону Спасителя, висевшую у меня, трижды осенила меня крестным знамением и удалилась, мягко и часто ступая, как это она делала при жизни. Я хотел броситься за ней, но не мог сдвинуть ног с места; хотел крикнуть, но и язык прилип к моей гортани. Только минут через пять я в состоянии был подняться и отыскать своего человека.
– Иван, – сказал я, – ты никого не видел?
– Никого.
– И ничего не слышал?
– Слышал, – сказал он, – как будто шаги по направлению к вашему кабинету; вероятно, кто-нибудь приходил к вам.
– Да, – отвечал я, – у меня был дорогой гость.
И затем я прекратил всякие дальнейшие расспросы по этому предмету. Явление моей матери глубоко поразило меня и заставило сильно задуматься о моем тогдашнем нравственном состоянии. И не будь этого явления, Бог знает, что было бы со мной! Быть может, я погиб бы в житейской тине, как погибли многие из моих прежних товарищей.
Да, – заключил свой рассказ Семен Павлович, – дивны и непостижимы пути, которыми Отец Небесный влечет души и сердца грешников к покаянию и спасению! («Кормчий», 1897, № 36).
Поучительное сновидение (ИЗ КЕЛЕЙНЫХ ЗАПИСОК ИНОКА)
Сильно смущал меня помысл оставить монастырь и идти в мир. Соглашаясь с этим помыслом, смутившись сердцем, я вполне предался отчаянию и положил решимость непременно выйти в мир. Это было в четверг, а я предположил остаться в монастыре только до воскресенья. На следующий день, в пятницу утром, будильщик, ходивший, по чиноположению монастырскому, будить братию к утрени, разбудил и меня: но я, по обычной моей лености, лег опять на постель подождать, когда зазвонят к утрени, и заснул. Вдруг во сне представилось мне: будто я умер и умер без покаяния; сижу над своим телом и очень плачу; мне казалось, что я буду осужден на вечное мучение в пределы ада. В этом плаче говорю: «Господи, если бы я знал, что умру в эту ночь, я сходил бы к духовнику, покаялся бы, упросил бы братию помолиться обо мне». Или, думаю, помучившись несколько, я опять воскресну, чтобы принести покаяние? Представляю себе Божие правосудие, но и милосердие и говорю: «Господь долготерпелив и многомилостив. У человеков сие невозможно, у Бога же все возможно».
В ту же минуту явился мне юноша прекрасный лицом, в белой блестящей шелковой одежде, по груди крестообразно опоясан розовой лентой; подходит ко мне, берет меня за руку и ведет куда-то в темное место. Ах! Что я там увидел! Сидят много людей нагих, одни горько плачут, другие жалобным голосом стонут, а некоторые скрежещут зубами, рвут на себе волосы и кричат: «Увы, увы нам, о горе! О беда!». При этом зрелище сердце мое исполнилось страха и ужаса, так что я весь затрепетал. Юноша, водивший меня, говорит: «На это место мучения широким путем пришли; пойдем, я покажу тебе, куда ведет тесный путь, место, в которое приходят многими скор-бями». Как только юноша выговорил эти слова, явился другой, во всем подобный первому, и назвал его по имени, но имени его я не могу припомнить; берет он меня за руку и говорит первому, водившему меня: «Пойдем ко гробу, там начали петь панихиду». Мне показалось, что мы вошли в наш собор: здесь гроба и тела я не видел, но только слышал пение: «Твой есмь аз, спаси мя» и «Благословен еси Господи, научи мя оправданием Твоим». Мне сделалось очень весело. Первый юноша говорит: «При пении панихиды душе всегда делается весело».
Вдруг представилось мне, будто мы стоим пред какими-то великолепными вратами, и вижу: у врат множество Ангелов в белых сияющих одеждах; лица их красоты неизреченной; мы намеревались войти во внутренность врат; но два путеводителя, бывшие со мною, вошли невозбранно, а я остался вне врат; меня не пустили стоявшие там Ангелы и слышу один из них говорит: «Писано есть, ничтоже скверно внидет семо. Один мой путеводитель, обратившись назад, сказал Ангелам: «Пустите его, Бог милосердствует о нем». По его слову Ангелы расступились на обе стороны, и я только что вступил на порог врат, как раздался голос великолепной песни: «Сия врата Господня, праведнии внидут в ня».
Пение это было такое приятное, что я наслаждался им с восторгом и, казалось, не мог вполне насладиться этою радостию. Когда мы вошли во внутренность храма, я увидел в нем множество людей всякого звания и возраста; одни из них держали в руках кресты, другие – ветви с деревьев, третьи – цветы, некоторые – свечи, а иные ничего не имели в руках, но были в восхищении и радости. Воздух был тонкий и приятный, голубоватого цвета. Бывший со мною Ангел сказал: «Смотри, это покой мирских людей, пойдем далее, я покажу тебе покой монахов, потрудившихся в обители». Мне показалось, что идем по лестнице вверх, и я осмелился спросить водившего меня: