После, во время молитвы, старцу открылось в видении судилище: Ангелы света спорят с духами злобы о душе усопшего брата. Старец слышит вопль злых духов: «Душа наша, она творила дела наши!». Но Ангелы говорят им, что она избавляется от их власти милостынею, розданною за нее. На это духи злобы возразили: «Разве усопший раздал милостыню? Не этот ли старец?» – и указали на блаженного Луку. Подвижник отвечал: «Да, я сотворил милостыню, но не за себя, а за сию душу». Поруганные духи, услышав ответ старца, рассеялись, и старец, успокоенный видением, перестал скорбеть об участи брата («Пролог», 12 августа).
* * *
В житии преподобной игумений Афанасии мы находим следующее повествование. Игумения Афанасия перед смертью своей завещала сестрам своего монастыря кормить нищих в намять ее до сорока дней. Между тем, сестры приглашали нищих лишь десять дней, а затем, по нерадению, не исполнили завещания своей бывшей начальницы. И что же? Игумения Афанасия явилась сестрам, говоря: «Да будет всем известно, что творимые до сорока дней за душу усопшего милостыни и питание алчущих умилостивляют Бога. Если грешны души усопших, то через это они получают от Господа отпущение грехов; а если праведны, то благотворительность за них служит ко спасению благотворителям» («Четьи-Минеи», 12 апреля).
* * *
Много есть примеров, из которых видно, что усопшие ожидают молитв за себя, являясь во сне или в бодрственном состоянии, просят о них, показывая это в различных знамениях или образах.
Так св. Григорий Двоеслов рассказывает, что некий пресвитер имел обычай мыться в теплицах. Однажды придя в баню, он застал там какого-то незнакомого ему мужа, который стал ему помогать раздеться. Незнакомец снял с пресвитера сапоги, и взял его одежду на хранение. Когда пресвитер вышел из бани, то он подал ему полотно отереть пот, помог ему одеться, и все это делал с великим почтением.
Так повторялось несколько раз, то есть пресвитер этот приходил в баню, встречал незнакомого человека, который, молча, делал ему услужение. Желая выразить благодарность за усердие, пресвитер однажды, идя в баню, взял с собою две просфоры, чтобы дать их незнакомцу; и вот, по обыкновению, он встретил его. Затем, когда выходил из бани, просил принять просфоры в знак любви к нему.
Незнакомец с плачем сказал ему: «Для чего даешь их мне, отче? Это святой хлеб, я не могу вкушать его. Ты видишь пред собой бывшего некогда владельца этого места, но за грехи мои я осужден на служение здесь после смерти. Если же хочешь наградить меня, принеси этот хлеб за грехи мои в жертву Всемогущему Богу. И когда придешь сюда мыться и не найдешь меня, знай, что молитва твоя услышана Богом». Сказав это, незнакомец мгновенно стал невидим.
Тогда пресвитер понял, что незнакомый человек, доселе являвшийся в баню для услуги ему, был дух. Пресвитер провел по нем целую неделю в слезах и молитвах о прощении его грехов, принося каждый день безкровную жертву. Через неделю он пришел снова в баню, и уже более не нашел здесь незнакомца, и после никогда не встречал его («Собеседования Григория Двоеслова», кн. 4, гл. 55).
Просьба умерших о поминовении их и благодарность за молитвы живых
«Возвратясь от заутрени в первый день Пасхи, – передает А. Т. Б., – я легла спать и едвз забылась, как у самого изголовья услышала, что кто-то горько плачет. Сердце сжалось у меня от жалости; боясь открыть глаза, я робко спросила: «Надя, это ты, моя родная?» – и страшилась услышать ответ, ибо мне пришло в голову, что, может быть, сестра моя Надя, давно скончавшаяся, не получив блаженства в вечной жизни, явилась мне для. испрашивания молитвы, но на мой вопрос нежным грустным девичьим голосом, дрожащим от рыдания, послышался ответ:
– Нет, я не Надя.
– Кто же вы? – спросила я. – Скажите, что вам
нужно? Я все сделаю.
Тогда рыдания усилились и плачущая отвечала:
– Я Варвара Н. Ради Бога, помолитесь обо мне, помяните меня за Литургией!
Я обещалась и рыдания утихли. Я открыла глаза, в комнате уже было светло, и никого не было.
Когда приехали к нам родственники В. Н., я спросила зятя мужа моего, как звали его сестру, скончавшуюся недавно в Москве? Он отвечал: «Варварой Николаевной». Тогда я передала мое видение. Он был поражен рассказом и немедленно озаботился о поминовении сестры своей» («Душеполезные размышления», 1882, №5).
* * *
«Моя племянница Юленька живет у нас уже семь лет, – рассказывает г-жа Д. – Я взяла ее трехлетним ребенком тотчас после смерти ее матери, а моей сестры. Теперь ей минуло десять лет. До последнего времени она была девочка здоровая и веселая и хорошо училась. Раз утром она говорит мне: «Тетя, я видела во сне мою мамашу, она обещала прийти ко мне наяву, и сказала, чтоб я не боялась ее».
Три дня спустя, тоже утром, Юля твердила урок из географии. Вдруг она встала и пошла по направлению к двери, как бы к кому-то навстречу, сказав при этом: «Мамаша пришла». Затем протянула руку и подняла голову, как бы для получения чьего-то поцелуя, и села на стул рядом с другим, на который, как нам сказала, присела ее мать.
Потом Юля говорила, что мать велела передать мне то-то и то-то. При этом заговорила о таких вещах, которые были ей совершенно неизвестны, а главное – недоступны в ее лета. Например, она рассказала факты из прошлого, известные только покойной сестре и мне, и передавала такие рассуждения от ее имени, каких ни один десятилетний ребенок не только не мог бы придумать, но даже и передать с толком. Впоследствии мы вели с покойной сестрою через Юлю целые разговоры. Явления эти повторялись часто в продолжении целых шести месяцев и мы совершенно привыкли к ним. Одно место в зале было, по-видимому, любимым у посетительницы из загробного мира, – на него она обыкновенно садилась и начинала разговор с дочерью.
«Скажи тете, – сказала она однажды, – что я могла бы сделаться видимою и для нее, но она не вынесет и может заболеть, потому-то я и говорю с нею через тебя дети меньше нас боятся, чем взрослые». Очень часто она просила молиться о ней, и как-то раз даже заказала отслужить по ней заупокойную обедню и панихиду.
Мы все тогда отправились в церковь. Наш священник уже привык к нашим рассказам и перестал им дивиться Только что началась обедня, как Юленька сказала: «Вот и мамаша пришла со своей подругой», – и при этом она пошла к кому-то, для нас невидимому, встречу, с кем-то поздоровалась и, вернувшись на свое место, прибавила, «они обе стали на колени пред царскими вратами» Вначале панихиды Юленька сообщила: «Мамаша сказала, что ей не такую надо панихиду, а сугубую». Я подошла к священнику и повторила ему просьбу покойницы причем спросила, действительно ли есть сугубая панихида. «Так она не называется, – сказал священник, – но все равно я понимаю, что вам нужно, – это очень пространная заупокойная служба, отправляемая больше по монастырям. Хорошо, я отслужу такую».
Когда запели «Со святыми упокой», Юленька сказала-«Мамаша плачет, молится и говорит: куда уже мне со святыми, хотя бы немного успокоиться».
В одно из своих явлений она сказала Юленьке: «Отец твои скоро женится, но ты не пугайся, мачеха твоя будет добрая и очень тебя полюбит; даже оставит в наследство тебе все свое состояние». Предсказание это исполнилось буквально.
По прошествии шести месяцев она объявила, что миссия ее окончена и она более приходить не будет. Под конец своих посещений сестра приходила с одной приятельницей, тоже умершей, совсем неизвестной Юле, но хорошо знакомой мне, и от той я не раз получала привет, все через Юленьку. Сестра постоянно просила меня молиться за нее, хотя до той поры мы, откровенно сказать, были не особенно богомольны, а тут по просьбе сестры стали очень часто ходить в церковь» («Ребус», 1884, № 41).