«Вдруг слышу, – говорит Ксения, – что звонят, и звон такой хороший, совсем не такой, как у нас. Дай-ка пойду в церковь, – подумала я, – и, одевшись, пошла. Прихожу в церковь, смотрю: стоит она как-то не так, точно лицом на запад, и иконы такие тусклые, а народ все незнакомый. Стала я смотреть на всех и вдруг вижу направо, в углу, стоит моя сноха Агафия Захариевна, одетая хорошо, по-праздничному. Я подошла к ней и стала было здороваться, да потом вспомнила, что она, ведь, умерла, а потому и сказала той женщине:
– Прости, тетенька, я обмишурилась, я думала, что ты моя сноха, а теперь вспомнила, что она умерла!
– Нет, ты не ошиблась, – сказала та женщина, – я самая Агафия и есть – сноха твоя.
– Как ты, ты ведь умерла?
– Да, я давно умерла!
– А как же ты сюда-то попала?
– А я на работах была, нас, ведь, на работу гоняют, недалеко от вас работа-то была, и хотелось вот мне тебя
увидеть в этом храме.
– Да разве покойники работают?
– Конечно, работают; кто что заслужит: вон, праведники заслужили себе Царство Небесное, так и не работают, а мы под властию князя тьмы, нас и заставляют работать; невыносимо трудно нам работать-то; а ежели когда не работаем, то сажают в темный угол.
– Господи! Неужели Господь тебя так и не простит, так ты и будешь тут?!
– Так и буду тут, наша молитва Богом не слышима, не слышит Бог загробной молитвы!
– Как ! Ведь и неприятелев-то (бесов), когда они ворочаются к Богу, Господь прощает!
– Не! Неправда. Они осуждены навечно. Они и вопиют, и плачут, и скорбят, да нет уж!.. А мы через людей воротиться можем.
– А как тебя, вот, воротить-то?
После этого вопроса Агафья откуда-то взяла небольшую корочку хлеба ржаного, черного-черного, и сказала:
– Вот возьми хоть этакую корочку хлеба, да разломи ее на сорок частей и раздай сорока человекам, да скажи каждому: «Помяни рабу Божию Агафию», то и тогда мне будет большая отрада.
Ксения, увидев хлеб у Агафьи в руках и удивившись, откуда у нее взялся хлеб, да такой черный, спросила:
– Он вас и хлебом кормит?
– Да, кормит, только не той пищей, что у вас; и спать дает, и мы отдыхаем. Только трудно под его властью-то быть.
– Если я подам за тебя милостыньку, то ты совсем тогда от него уйдешь?
– Нет, еще не совсем!
– А как же тебя совсем-то выручить?
– Вам тяжело будет.
– Как же тяжело?
– Да надо отслужить обедню и панихиду; тогда я избавлюсь совсем от их рук. А если не отслужите, то я останусь навечно в их руках. – Помолчав немного, она жалобно и протяжно сказала:
– Отслужи обедню-то, Аксиньюшка! – Затем опять сказала:
– Спасибо еще маслом меня соборовали, мне отрада есть, а ежели бы не соборовали, то по моим-то делам мне место-то было в геенне.
– Разве еще мука есть?
– Еще две ниже нас муки: одна – геенна, а другая – тартар.
– А Яков-то с вами?
– Какой Яков?
– Кочуров, кум-то твой!
– Разве он умер?
– Умер!
– А я про него и не слыхала.
– А разве вам слух есть?
– Как нет? Слух есть… Когда блаженная душа идет, мы ее сопровождаем, завидуем, а когда к нам идет какая, то мы скорбим – встречаем ее, а которые ниже нас – те нам неизвестны .
Затем во сне Ксения пала на колени и стала просить Бога простить ее сродницу, и с этим проснулась…
Так как сон этот, мне думается, был реальным видением, то и счел я нужным описать его вам. Видела Ксения его месяца два тому назад и говорит, что Агафия ей говорила очень много, но вот – хоть убей, ничего не может иного вспомнить, кроме сказанного, а это все как сейчас помнит.
А я удивился тому, как теперь дивно – подробно – раскрыта нам загробная жизнь, если взять во внимание повествования всех святых отцов и подвижников, такие факты, как у Нилуса, или такие видения, как у этой женщины. Остается только приложить веру! И первое пришествие Спасителя не было чем-то неожиданным, неподготовленным; нет, оно было по всей земле подготовлено: и смутным сознанием язычников, и ясной речью пророков, и каким-то безотчетным голосом сердца у всех людей. Так и теперь постепенно подготовляется человечество ко Второму пришествию нашего Господа и к восприятию будущей жизни. Вспоминается слово пророческое: Излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, старцам вашим, будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения (Иоил. 2, 28). И это время настало, настало время благоприятное и день спасения. Как умножились все эти видения, как разнообразно полны они, как растет слава святых, особенно Божией Матери, как они близки нашему духу, как распространяются широко жития святых, как издаются если не целые творения, то выдержки из творений святых отцов, и все это разливается по многомиллионной массе православного народа, а прибавьте к этому все стотысячные Безкровные Жертвы, чуть не ежедневно совершаемые по всему лицу земли, и невольно подумаешь, что небо преклонилось к земле, и скоро сольются они. Нагрешив много, люди боятся и унывают, – знают, что нагрешили, и что Бог побьет прутом, а враг – сатана нарочно чернит будущее и распускает молву: будет-де погибель великая. – Не надобно отчаиваться, – уныние опасно, не надобно тешить врага; Господь покарает – Господь и помилует. Ныне время благоприятное ко спасению («Странница», стр. 5-6).
Видимые следы, оставляемые являющимися душами, и открытие ими своей загробной участи
«Лет около пятнадцати назад, – рассказывает Сенковский, – я служил чиновников военного ведомства и заведовал складом военных припасов в окрестностях Петербурга, как вдруг надо мною неожиданно стряслась беда. Из моего склада, неизвестно каким образом, пропали вещи на довольно значительную сумму. Самые тщательные розыски, произведенные по горячим следам, не могли открыть похитителя.
Положение мое легко себе представить: получаемого мною содержания, даже в общей сложности за несколько лет, не хватило бы на покрытие пропажи, а тут еще предстояло следствие и всевозможные неприятности по службе. Положение мое было самое ужасное. Года за три перед тем я овдовел, оставшись с двумя детьми шести и четырех лет, и уже с год как был женат на другой жене. Как мы ни судили с женой, что нам делать, ничего придумать не могли.
Одна из наших знакомых, набожная старушка, посоветовала жене отправиться в Петербург и отслужить молебен в часовне, что при Вознесенской церкви, в которой, по ее словам, находится икона святого, молитва которому помогает отыскивать пропавшие вещи.Утопающий, говорится, и за соломинку хватается, а жена и я всегда были люди религиозные, так что понятно, что совет этот как нельзя более пришелся нам по душе. Согласно этому совету я отправил на другой же день жену в Петербург, заказав ей отслужить молебен и поставить свечи, как советовала наша знакомая, сам же с детьми и тещей, матерью второй моей жены, остался дома.
Дело было летом, ночи были довольно светлые, и я долго ходил у себя в гостиной, раздумывая о своем горе. Наконец утомившись, отправился в спальню, в которой ставни были заперты и было совсем темно; тут же спали дети. Через комнату спала моя теща. Притворив слегка дверь в гостиную, взглянув на детей и посидев еще немного в раздумье на кровати, я приготовился уже раздеваться, как вдруг сквозь неплотно прикрытую дверь увидел в гостиной какой-то свет.
Полагая, что я позабыл потушить свечу, приподнялся было с кровати, но в этот момент неслышно отворилась дверь, и на пороге появилась с горящею восковою свечою моя покойная жена. Странное дело: я не только не испугался ее появления, но даже, как будто, и не удивился тому, точно какое-то затмение на меня нашло, и как будто это был совершенно естественный факт. Я хорошо помню, что очень мало был взволнован и удивлен появлением покойной.
«Здравствуй», – сказала она и подошла ко мне, держа восковую свечу в руке. Не помню теперь, что я отвечал на это приветствие, но помню только, что почти тотчас затем сказал: «Ты знаешь, какое у меня горе?» – «Знаю, знаю, – отвечала она, – но не безпокойся очень, я помогу тебе». Я стал умолять открыть мне похитителя, но она отказалась это сделать, говоря только, что поможет мне перенести мое горе. «Ты не сердишься, – говорю я, – что я так скоро женился?» – «О, нет, даже напротив, это ты хорошо сделал». Далее благодарила меня, что я не забываю ее в молитвах. «Вы, живущие, – сказала она, – не можете понять, что мы чувствуем, когда вы за нас молитесь». Я забыл сказать, что во время этого разговора, она прилепила к лежанке восковую свечу, которую держала в руках, накапав воском. Разговор перешел затем на детей. «Что же ты не взглянешь на детей?» – сказал я ей. «Я их и без того посещаю», – ответила она, впрочем, взяла свечу и подошла к спящим детям.